Убойная сила

Потому что в этот самый момент Лось не менее виртуозно обрабатывал в широченной постели воровскую «маруху» Ляльку. И это получалось у него просто потрясающе – судя по Лялькиному выражению лица.

В некоторой степени мою зависть усугубляло то обстоятельство, что вопреки ожиданиям Лялька оказалась чрезвычайно хороша собой.

В прочитанных мною детективах весьма однотипно и непритязательно определяется образ «марухи»: толстогубая ожиревшая тетка с похабными манерами и визгливым голосом, заключить которую в объятия можно было разве что под прицелом взведенного автомата.

Лялька же была просто прелесть… Высокая стройная шатенка с мальчишеской стрижкой, прекрасной кожей, капризно вздернутым носиком и грациозными манерами.

Впервые увидев ее через бинокль, я сразу доложил Шведову, что очень сильно сомневаюсь в благополучном исходе задуманного им мероприятия. Это капризное, избалованное существо ни в коем случае не клюнет на такую явную – я бы сказал даже, нарочито грубую – и бесхитростную подставку. Уровень не тот.

– Ничего ты в жизни не понимаешь, солдат, – отмахнулся от меня Шведов. – Чем оно интеллектуальнее, тем, значит, и извращеннее. Значит, трусишки свои снимет в три раза быстрее, чем любая деревенская простушка… Ты только погляди на нашего парня. Орел! Ну куда она, на хер, денется…

Лялька практически ежедневно посещала изостудию – огромную застекленную мансарду на третьем этаже «Дома искусств». По нынешним неблагорасположенным к искусству временам желающих заниматься в изостудии было немного. Кроме всего прочего, членский билет «Дома» стоил весьма недешево, так что воровская «маруха» зачастую в гордом одиночестве баловалась акварелью среди множества кадковых зимних растений, таких же нежных и капризных, как она сама – остальные представители изожанра предпочитали за деньги рисовать гуляющих богачей в центральном парке Стародубовска.

Лось пас Ляльку весьма непродолжительное время (очень, очень обидно, черт подери!). Два дня он топтался в студии, насилуя какой-то наполовину сработанный пейзаж, и симулировал томительную страсть: метал в направлении объекта вожделения пылкие взоры, насвистывая грустные мелодии, и красноречиво вздыхал, как приговоренный к пожизненному заключению.

На третий день, улучив благоприятный момент. Лось подкрался к «марухе», бухнулся пред ней на колени и признался в любви. О! Это было очень и очень трогательно (мы с полковником подсматривали в бинокль с чердака соседнего дома и прослушивали разговор с помощью спецаппаратуры.

Лось замогильным голосом сообщил, что страшно любит Ляльку уже много лет, отчаянно терзается всякими душевными муками и постоянно следит за ней, забросив к чертям собачьим все дела. И вот – совсем недавно он продал самое дорогое, что у него есть: прекрасный мотоцикл «Хитачи». Продал для того, чтобы приобрести членский билет в этот «Дом искусств»… Нет, нет – в живописи он ни фига не понимает: членский билет приобретен исключительно для того, чтобы иметь счастье лицезреть ее прекрасный облик вблизи. Он – Лось то бишь – гордый орел трассы, романтик шоссе и король скорости (рокер фуев!) – мотоцикл был для него, как… как брат (скупая мужская слеза)! Да нет – куда там брату! Мотоцикл был для него всем – любовью, радостью, жизнью… Вот так. Но что жизнь, если есть ОНА!!! Прекрасная, несравненная, недосягаемая! Ну ее к дьяволу, такую жизнь – лучше умереть здесь, на коленях, если нет возможности целовать эти ноги! О-о-о-о!'.!

Шведов – хитрый лис – как всегда, оказался прав. Буквально через пять минут после признания в любви Лялькина голая задница весьма активно ерзала по холодному мрамору подоконника, тесно прижимаясь на последней фазе поступательного движения к шершавой кадке с фикусом (или крокусом – через бинокль хорошенько не рассмотрел). Сама же Лялька пыталась на полном серьезе задушить Лося в цепких объятиях и стонала наподобие Жанны д'Арк, подвергаемой пыткам. На заключительной стадии процесса Лялька совсем утратила контроль над своими эмоциями и принялась так орать, будто ее как минимум пытались расчленить.

На шум в студию ворвалась подслеповатая администраторша, и благоразумный Лось поспешно прекратил столь приятное и полезное занятие, между делом пару раз заехав Ляльке по щекам – чтобы скорее очухалась. Уладив недоразумение посредством вручения администраторше дензнака розовой расцветки, наша парочка условилась о свидании на завтра и разошлась…

Я сидел перед псевдозеркалом в одной из комнат роскошной квартиры визажиста, подвергался обработке и испытывал изрядное смятение мыслей.

Зеркало было таковым лишь со стороны спальни, где в настоящий момент самозабвенно барахтались Лось и Лялька. В нашей комнате оно являло собой овальное окно, через которое можно было в деталях рассмотреть перипетии постельной борьбы.

– А что – нельзя разве с фотографии лепить? – тоскливо поинтересовался я. – Давай я пересяду к зеркалу, а ты на фотографию смотреть будешь, а?

– Не-а, не получится, – проблеял Дрофер, – мне необходима живая натура. Чтоб я мог проследить движение, жизнь, порыв… Понимаете?