Джон увез детей во Флориду — повидаться со своими родителями и поиграть в гольф. Я не люблю Флориду, не люблю гольф и не люблю семейного уклада его родителей, который основан на принципе «тюремщик и заключенный».
Они живут так близко к полю для гольфа, что детям, чтобы пойти поиграть во дворе, нужно на всякий случай надевать велосипедные шлемы.
После знакомства с Джоновым отцом я сильно зауважала своего мужа за совершенный им скачок в эволюции человеческого вида, за то, сколь далеко он продвинулся по сравнению с собственным папашей. Теперь, после того как Джон отобрал у меня детей, я стала усматривать между отцом и сыном больше сходства. Два этаких клона, только папаша стар, как Дед Мороз.
Мать Джона умерла от рака кожи, когда ему было девятнадцать. Ровно через полтора месяца Джонов папенька женился на своей дочерна загорелой ассистентке по имени Тамми. Она так на всю жизнь и осталась пигалицей, выскочившей за богатенького старика, — я, например, не встречала других шестидесятилетних женщин, которые носят бикини. Отец Джона держал на столе в своем кабинете бронзовое пресс-папье — слепок левой груди Тамми.
Каждый вечер перед тем, как отправиться спать, Тамми запирала холодильник на замок, а ключ отдавала Джонову папе. Я выяснила это, когда попыталась раздобыть мороженое с карамелью, без которого не могла пережить ни одного полуночного часа, пока была беременна Сэмом.
Почти всю свою жизнь Джонова мачеха проводила в магазинах. Когда мы приехали к ним впервые, она взяла меня с собой и накупила мне платьев для беременных из ткани, похожей на обои, — из моих рук они отправились прямиком в магазин Армии спасения, даже не покинув оберточной бумаги.
Я не могу сказать, что его родители не были хорошими людьми, они были очень хорошими людьми. Просто у них имелся набор странных свойств: патологическая любовь к покупкам, привычка игнорировать всех, кто на них не похож, этакая установка: «Плевал я на эту Землю и ее обитателей». Когда они ездили в свадебное путешествие в Иеллоустоун[20]
, папаша недосмотрел за костром, на котором жарил барбекю, и случился пожар, уничтоживший четыре тысячи гектаров леса. Его молодая жена вырезала и сохранила все газетные заметки, посвященные этому пожару, с заголовками вроде «Возгорание по вине молодоженов» и «Пламенные чувства». Заметки были заламинированы, вставлены в рамки и развешены над искусственным камином, рядом с их общим портретом в свадебных нарядах. У Тамми на картине такой густой загар, что в белом платье она выглядит как клоун из минстрел-шоу.Я представила себе, как Тамми и стремящаяся подлизаться к ней Айрин устраивают долгий забег по гипермаркетам, а Джон с отцом коварно, молчаливо играют в гольф. Представила себе, как дети жуют рождественское печенье с искусственным подсластителем — Дарси лежит в горячей ванне в своем черном купальнике четвертого детского размерчика, а Сэм сидит в тени и читает рецепты в журнале «Диетическое питание» — и на обоих велосипедные шлемы.
Позвонила им.
— Дедушка жарит барбекю, — сообщил Сэм.
Дарси выхватила у него трубку:
— У дедушки мясо сгорело. Дым до самого неба. А что это у него за коричневые точечки на спине?
— Родинки, зая. Скажи дедушке, чтобы проверил, как там мясо, ладно?
— Он с ними родился?
— С чем?
— С родинками.
— Нет. Пожалуйста, скажи папе, чтобы проверил, как там мясо.
Дарси отбросила трубку, и я услышала плеск бегущей воды, наверное из шланга. Я ждала, но никто не подходил. Плеск становился все громче, потом связь пропала, — возможно, телефон утоп. Я подождала еще, но никто не перезвонил. Не было у меня никакой возможности узнать, что там происходит во Флориде с моими детьми. Я снова набрала номер, но никто не ответил.
Я почувствовала, что впадаю в панику. Прервала этот процесс Матильда, пустив слюни мне на ладонь. Я позвонила еще шесть раз, наконец Дарси сняла трубку.
— У тебя все в порядке, зая? — спросила я.
— Нет.
— Что случилось, Дарси?
С другого конца не доносилось ни звука, кроме ее дыхания. Потом она сказала, совсем тихо:
— Я по маме скучаю.
Я сказала, что тоже по ней скучаю, что скоро мы увидимся. Велела пойти отыскать Сэма, посидеть у него на коленях, попросить почитать ей сказку. Спросила, что Матильда любит есть больше всего.
— Сыр.
— Я сейчас приготовлю твоей собачке вкусный-превкусный завтрак. Иди отыщи Сэма.
Сварила нам с собакой овсяную кашу с сыром и маслом. Когда мы позавтракали (она за четыре секунды, я за четыре минуты), я расчесала ей шерсть. Воспользовалась парными английскими щетками со свиной щетиной, которые прибыли в дом в одной из Даренных сумочек. Матильде, похоже, понравилось, что ее чешут, она задрала нос к потолку, прикрыла глаза и только что не улыбалась. Дети никогда так не млели, когда я их причесывала.