Убывающий мир: история «невероятного» в позднем СССР

Теория Козырева вызывает величайший интерес: в 1958–1959 годах три восторженные статьи о причинной механике публикует писатель Владимир Львов[152], в ноябре 1959 года в «Литературной газете» выходит статья Мариэтты Шагинян «Время с большой буквы». Более всего и Львова, и Шагинян восхищает именно тот факт, что «работа времени» способна опровергнуть второй закон термодинамики и тепловую смерть Вселенной:

Может ли оно [время] само по себе, может ли только один ход его, так диалектически-противоречиво взаимодействующий с пространством, быть вечным источником порождения энергии, убивающим энтропию и опрокидывающим второй закон термодинамики? Да, отвечает Козырев[153].

Однако весь этот кипучий, заразительный оптимизм, связанный с поисками следов инопланетных пришельцев, с мечтами об обитаемом Марсе и с победой над вторым законом термодинамики, сталкивается с довольно сильным противодействием государства.

В том же ноябре 1959 года в «Правде» выходит статья «О легкомысленной погоне за научными сенсациями», написанная физиками-академиками Львом Арцимовичем, Петром Капицей и Игорем Таммом. Авторы указывают, что экспериментальная проверка не подтвердила положения теории Козырева, и, соответственно, «остается непонятным реальный смысл его утверждения, что ход времени может порождать энергию»[154]. Для проверки причинной механики создается комиссия под руководством директора Пулковской обсерватории Александра Михайлова, которая организует контрольные опыты с измерением веса вращающихся предметов и работу по поиску «кардиоидности» форм Юпитера и Сатурна (эти наблюдения поручены пулковским астрономам Хейно Поттеру и Борису Стругацкому)[155]

. В начале шестидесятых в Ленинграде будет развернута и кампания против Вячеслава Зайцева, возглавленная тем же Владимиром Львовым и специалистом по научному атеизму Михаилом Шахновичем: теория палеовизита клеймится ими как «недостойн<ые> попытк<и> использования материалистического положения о множественности обитаемых миров для подведения некоей “материальной базы” под наиболее вздорные библейские мифы»[156]. Идея Зигеля о столетних спутниках Марса высмеивается в 1961 году в «Природе» сотрудником московского Планетария Виталием Бронштэном[157]. Наконец, в 1961 году советские люди узнают и о «безответственных лицах», рассказывающих про космические корабли инопланетян. Газета «Правда», ссылаясь на вопросы читателей, обращается к академику Арцимовичу с просьбой прокомментировать «недобросовестную и антинаучную информацию»[158]

о появлении над СССР «летающих тарелок». Арцимович пользуется аргументацией из книги американского астронома Дональда Мензела и объясняет, что за летающие тарелки принимаются разнообразные атмосферные явления вроде гало, радуги, световых столбов и проч.[159] Что касается конкретного «безответственного лица», его имя называет «Вечерняя Москва»[160] – это преподаватель московского Института пищевой промышленности Юрий Фомин. Член Общества «Знание», Фомин читал – в основном для авиационных КБ – лекции о спутниках и ракетах, и постепенно он стал дополнять их рассказами о летающих тарелках, почерпнутыми из зарубежной литературы[161]

(иногда весьма одиозной, вроде популярных «признаний» Джорджа Адамски о путешествии в летающей тарелке на Луну[162]). Атака в «Правде» приводит к исключению Фомина из общества «Знание», а вопрос о «тарелках» кажется успешно закрытым.

Упомянутая книга Мензела на протяжении многих лет будет главным оружием советских ученых в борьбе с разговорами об НЛО; однако сам ее перевод на русский язык, сделанный в 1962 году[163] и направленный на развенчание «мифов о летающих тарелках», так же как и громкое обличение Фомина, устроенное «Правдой», приведут скорее к противоположному эффекту – тема летающих тарелок станет в СССР чрезвычайно популярной («Говорят, завелись какие-то летающие тарелки и летают они по небу со страшной силой», – иронически пишет в 1962 году Василий Аксёнов в «Апельсинах из Марокко»[164]) и подверженной спекуляциям.

Но означают ли все перечисленные выше критические атаки на дискурс о «невероятном» желание власти как-то умерить излишний пыл советских граждан и остудить их энтузиазм?