Ученик

— На чем они основывались? — Ее голос становился все резче, и в нем все отчетливее проступали эмоциональные нотки.

— Были симптомы. Боль в животе...

— У него есть медицинская подготовка. Он прекрасно знает, как можно симулировать боль.

— Но и анализы показали аномалию.

— Какие анализы?

— Ну, что-то там с лейкоцитами.

— Они хотя бы понимали, с кем имеют дело? Что, вообще не соображали?

— Но лабораторный анализ не подменишь.

— Он может. Он же работал в больнице. Он знает, как сделать липовый анализ.

— Детектив...

— Да Господи, он же работал с кровью! — Собственный голос, теперь уже более походивший на крик, поразил ее. Шокированная этим резким выпадом, она уставилась на лейтенанта. Ее наконец захлестнули эмоции, в которых смешались ярость, гнев, ощущение полной беспомощности.

И страх. Все эти месяцы она подавляла его, потому что знала, что глупо бояться Уоррена Хойта. Он был надежно заперт там, откуда не мог достать ее, причинить ей боль. Ночные кошмары были всего лишь послесловием, отголосками пережитого; она надеялась, что вскоре и они уйдут в прошлое. Но вот страх вернулся, он стал реальностью и крепко держал ее в тисках.

Она резко вскочила со стула и направилась к выходу.

— Детектив Риццоли!

Она остановилась у двери.

— Куда вы?

— Думаю, вы сами знаете.

— Полицейское управление Фитчбурга и полиция штата держат ситуацию под контролем.

— Неужели? Кто он для них? Очередной беглый зэк. Они рассчитывают, что он будет совершать те же ошибки, что и другие. Но он не такой. Он ловко проскочит через расставленные сети.

— Вы недооцениваете их.

— Это они недооценивают Хойта. Они не понимают, с кем имеют дело, — сказала она.

Зато я понимаю. Как никто другой.

Автостоянка, казалось, была раскалена от солнца, а ветер нес с улицы тяжелый запах пыли. К тому времени, как она оказалась в салоне своего автомобиля, ее рубашка совсем промокла. Хойту такая жара пришлась бы по душе, мелькнуло в голове. Он млел от жары, как ящерицы в пустыне, выползающие на раскаленный песок. И, как любая рептилия, умел мгновенно исчезать при малейшей опасности.

Они не найдут его.

По дороге в Фитчбург она думала о Хирурге, который вновь оказался на свободе. Представляла, как он бродит по улицам города — хищник, высматривающий жертву. Она задавалась вопросом, хватит ли у нее на этот раз сил противостоять ему. Как будто в последней схватке с ним она исчерпала свой жизненный запас храбрости. Она не считала себя трусихой, никогда не бежала от опасности и смело бросала вызов противнику. Но мысль о том, что придется вновь столкнуться с Уорреном Хойтом, повергала ее в дрожь.

Однажды я одолела его, и это едва не стоило мне жизни. Не знаю, смогу ли я это повторить — загнать зверя обратно в клетку.

* * *

По периметру здания госпиталя патруля не было. Риццоли остановилась в коридоре и огляделась в поисках хотя бы одного полицейского, но увидела лишь стайку медсестер, которые утешали друг друга, о чем-то шептались и выглядели совершенно растерянными от шока.

Она нырнула под желтую ленту и, никем не остановленная, спокойно прошла через двустворчатые двери, которые автоматически распахнулись, пропуская ее в операционное отделение. На полу она увидела кровавые потеки и отпечатки подошв. Криминалист уже упаковывал свои инструменты. Все было привычно и буднично, как на рядовом убийстве.

Но она хорошо понимала, что здесь произошло. Сценарий был написан кровью на стенах. Кровью, которая фонтаном хлестала из артерии жертвы и на кафель, и на рабочий стол медсестры с разложенными на нем журналами, историями болезней, расписанием операций. Весь день был расписан. Риццоли почему-то подумала о том, что стало с пациентами, чьи операции внезапно отменили, поскольку операционная превратилась в место происшествия. Интересно, каковы могли быть последствия отложенной холецистостомии или другой срочной операции. Напряженный график работы больницы объяснял, почему место преступления обработали так быстро: надо было думать о живых. Нельзя было допустить, чтобы по вине одного злодея вымерло полгорода.

Кровавые следы тянулись дальше и заканчивались засохшей лужицей возле стойки приемной.

Телефон. Кто-то пытался добраться до телефона.

Из приемной открывался широкий коридор с рядами умывальников по стенам, и в него выходили двери операционных. Мужские голоса, треск полицейской рации словно маяки манили ее вперед, к одной из дверей. Никто не остановил ее, даже когда она зашла в операционную номер четыре, где замерла на пороге в ужасе от следов кровавой бойни. Хотя жертвы уже были вывезены, кровью было залито все вокруг — стены, шкафы, столы, а на полу во множестве отпечаталась подошвы тех, кто прибежал сюда уже потом.

— Мэм! Мэм!