Ученик чародея

Вчера вечером, как только закончилось собрание партгруппы съезда промкооперации, Мутный сказал Беле Исааковне, что едет на дачу, чтобы побыть одному и хорошенько подготовить выступление на предстоящем наутро заседании съезда: нельзя ж ударить лицом в грязь, когда вас избирают в Совет промкооперации! И дёрнул же его черт вместо дачи отправиться невесть куда! Вообще нужно взять себя в руки, он подраспустил вожжи. Его время ещё придёт!.. Повертел в руках записку жены, поднял телефонную трубку и соединился с товарищем Лукс.

— Вышло так досадно: никак не мог думать, что понадоблюсь…

— Да, вам необходимо зайти… — довольно сухо ответил Лукс.

— Конечно, конечно, сейчас же, — заискивающе повторил Мутный. — Вот только не знаю, как быть с заключительным заседанием съезда? Пожалуй, будет неудобно, если я там не покажусь.

— Поезжайте на съезд, — после секунды размышления сказал Лукс. — Это будет полезно. А оттуда прошу сюда. Пропуск заказан.

— Полезно?! Да, делегатам действительно полезно посмотреть на своего будущего избранника Мутного. А кроме того, кому же не приятно видеть собственный триумф?

Ян Петрович оглядел себя в зеркало; чуть-чуть выше, чем обычно, поднял голову и не спеша, с заложенными за спину руками стал спускаться с лестницы. Сегодня ему уже не предстояло любоваться витриной ювелирторга и стоять перед надоевшими до тошноты книжными новинками. Он едет совсем в другую сторону, чтобы раз и навсегда забыть дорогу в Совет культов. Ян Петрович спускался, уверенно находя ногой ступени тёмной лестницы. Скоро он прикажет провести сюда свет. Небось в промкооперации найдётся парочка монтёров и немножко провода, чтобы осветить лестницу Яна Мутного!..

До низа оставался один марш, когда Ян Петрович вздрогнул от неожиданности: от ниши к стене, где в прежнее время стоял диванчик (Ян Петрович непременно прикажет поставить там диван — он тоже имеет право на слабое сердце!), отделилась тёмная фигура, и голос, показавшийся Яну Петровичу знакомым, тихонько произнёс:

— Несколько слов…

Ян Петрович в испуге отпрянул: он узнал Строда. Что нужно этому человеку? Мутный не хочет больше слышать намёков на своё прошлое.

— Убирайтесь! — строго сказал он. — Я обращусь в милицию.

Даже притопнул ногой и, повернувшись, сделал шаг к последнему маршу, но тут же почувствовал на плече тяжёлую цепкую руку:

— Нам нужно поговорить, — хрипло повторил Квэп.

Сильным движением он заставил Мутного повернуться к себе лицом. И только тут Ян Петрович обратил внимание на его странный наряд: измятая кепка и милицейская шинель со споротыми погонами придавали ему неряшливый вид.

— Если вы не хотите, чтобы вас сегодня же выкинули со съезда, советую меня выслушать, — грубо проговорил Квэп.

— Что ещё? — стискивая зубы, чтобы удержать дрожание челюсти, прошептал Мутный.

— Приюта на один день… Где хотите — хоть на чердаке! Но так, чтобы ни одна душа не знала. Я завтра же уеду… Навсегда.

Ян Петрович почувствовал, что им овладевает состояние, похожее на приступ морской болезни. Колени сразу так ослабли, что он вынужден был прислониться к стене и даже упёрся в неё растопыренными руками: его качало из стороны в сторону, как на палубе корабля. Но только на один короткий, как молния, миг в уме Мутного сверкнула мысль о том, что, может быть, именно сейчас-то и следует обратиться к милиции. Всего на один миг. В следующее мгновение он уже лихорадочно обдумывал, куда спрятать проклятого выходца из прошлого. Опустив руку в карман пальто, он сжал тёплый металл лежащего там ключа.

— Лиелупе… проспект… — Можно было подумать, что он забыл адрес своей дачи. Наконец он назвал его плохо слушающимся языком и добавил: — Не раньше ночи, чтобы никто не видел… Дальше он уже не мог говорить: закрыл глаза и слабо махнул рукой, умоляя оставить его.

Прошло несколько минут после того, как по ступеням прошуршали шаги Строда-Квэпа. Ян Петрович с трудом разомкнул веки. Они были тяжелы, как свинцовые крышки. Свинцовыми были руки, свинцом налились ноги. Яну Петровичу стоило усилия отделиться от стены и преодолеть последний марш лестницы.