Ученица Калиостро

Маликульмульк прекрасно понимал, что это может быть за «остальное». Но решил положиться на волю Божью — потом все как-нибудь уладится…

— Тогда я принимаю ваше предложение.

— Эй! Кто-нибудь! — закричал Маликульмульк по-русски. — Тащите сюда лестницу!

* * *

Проезжая по Известковой улице с графом де Гаше, Маликульмульк вдруг громко рассмеялся: знали бы почтенные бюргеры, что эти два хорошо одетых господина, говорящие между собой по-французски, только что выкарабкались из могилы! Госпитальные служители кое-как отчистили их, но Маликульмульку казалось, что за дрожками остается след, этакая пушистая земляная дорожка.

Смех смехом, а на душе было скверно. Да и кому приятно чувствовать себя обманутым? Обыкновенная немолодая дама, заведя себе молодого любовника, странствует по городам и весям, попадает во всякие неприятности, врет про себя несуразно, чтобы придать значительности своей потрепанной особе, — дело житейское! Плохо лишь, что она испоганила своим языком слова, которые должны звучать редко и лишь в тех случаях, когда иначе нельзя.

Можно даже умозрительно восстановить ее приключения: поселилась за городом, в «Иерусалиме», чтобы никто не совал нос в ее амурные дела; сперва понятия не имела, что «Иерусалим» сделала местом своего промысла игроцкая компания, потом эти проказы показались ей занятным развлечением. Затем она загадочным образом привлекла внимание Михайлы Дивова — что за дружба, в самом деле, между седой Мартышкой, почти старухой, и молодым красавцем? Хотя эта Мартышка, видимо, умеет заговаривать мужчинам зубы — и с того, пожалуй, чуть полегче, когда знаешь, что она не одному тебе голову заморочила. Возможно, она даже отговаривала его от игры — всякая дама отговаривала бы, даже любительница карт, ритуал такой. Но после смерти Дивова она как-то подружилась с игроками — вот ведь, когда был отравлен фон Бохум, сняла комнаты на Родниковой, куда переселились, кроме нее и Мариэтты Эмилия и Леонард Теофраст фон Димшиц.

Это все говорит в пользу Мартышки. А вот то, что она выбрала дом напротив дивовского — не случайность! Сперва подсылала к Анне Дмитриевне Маврушку, потом — Дуняшку, через посредство кавалера Андре… На что ей эта женщина? Разве трудно найти в Риге вдову без родни, знающую отменно немецкий и в разумных пределах — французский?

— Скажи господину Гринделю, что я еду в «Петербург», — велел Маликульмульк Карлу Готлибу.

Мальчик соскочил с дрожек и побежал к аптеке Слона.

«Петербург» понадобился Маликульмульку, чтобы оставить там графа де Гаше и сбегать на разведку в Рижский замок.

Они свели вместе все, что знали о жизни графини де Гаше в Риге, и оказалось — оба не имеют понятия, где у нее запасная квартира. Графиня научилась ловко путать след. Граф предположил, что она может использовать жилье Иоганна Мея, но Маликульмульк возразил: с Меем у нее теперь скверные отношения. Впрочем, где поселился картежник, граф тоже не знал, предполагал, что где-то на Колодезной.

— Я, отправляясь в Ригу, нанял одного эльзасца, Поля Бутмана, хорошо говорящего и по-немецки, и по-французски, — сказал граф. — Этот господин умеет возвращать беглых жен и детей, мне его рекомендовали. У Бутмана помощник, его племянник. Но оба они в Риге впервые. Что мы могли сделать втроем — то и сделали…

— Где сейчас ваш Бутман?

— Я полагаю, ходит с лотком по Родниковой улице, следит за тем домом. А племянник, Жорж, отправился в «Иерусалим» — графиня, зная, что ее там уже не станут искать, могла туда вернуться.

— Разумно…

В «Петербурге» граф де Гаше заказал себе вина и сыра, а Маликульмульк побежал к Северным воротам узнавать, не выезжала ли госпожа княгиня. Оказалось, что нет, и тогда философ направился прямиком в каретный сарай.

Терентий был там, чистил и чинил экипаж, приговаривая по привычке:

— А где тут моя щетка? А где тут мое шило?

В эти золотые минуты он был собственником княжеского экипажа, причем единственным.

— Послушай, Терентий, шутки в сторону, мне очень важно знать, где именно ты побывал с господской каретой, — сказал Маликульмульк. — Я тебя не выдам, ты лишь скажи, где оставлял ее на Романовке и на Мельничной.

— Не был я ни на Романовке, ни на Мельничной! — сразу отрубил кучер. — Обижаете, а я ли не всей душой… Гляжу на вас — вот как Бог свят… И, стало быть, кто ж еще? А некому! И про все молчу, как рыба! А не то чтобы как другие! А всей душой!

Терентий сам себя отлично понимал, а вот Маликульмульку было не до загадок.

— Был ты и на Романовке, и на Мельничной. А будешь упираться — князю расскажу. И что из этого выйдет?

— Не по-божески это! Грех! — воскликнул Терентий. — И не был! И не видал!

— А мертвое тело к тебе с Луны свалилось?

— С Луны! — подтвердил Терентий.

— Да пойми ж ты, от твоего ответа человеческая жизнь, может, зависит! Или ты не православный? Во Христа не веруешь?

— Православный! — отвечал Терентий. — А только не был нигде! И грешно вам! Я-то за вас — каменной стеной! А вы-то не цените! А кто бы еще? С одними дровами наломаешься! И всей душой, а мне за мое добро? Да я ж еще и лишнего слова не сказал! Я ль за вас не болею?!