Ученица царя обезьян

Дверь бесшумно закрылась. У Мован скинул чёрный шёлковый халат, совершенно обнажённым дошёл до встроенного в стену узкого шкафа и достал из него тёмно-синий костюм-тройку. Разочарованная Яшмовое Личико сердито надула губки.

– Я не понимаю, супруг мой, за что ты так ненавидишь обезьяну, что готов даже отказаться от своего долга передо мной ради нелепой мести? – спросила она, натягивая на ноги лепестковые башмачки.

Мован резко повернулся к ней, одним движением застёгивая ширинку, и гневно фыркнул, выпуская оранжевый пар из расширившихся ноздрей. Туманное облачко пара поднялось над его головой, и сквозь него явственно проступил силуэт могучих бычьих рогов.

– Эта мерзкая обезьяна, этот никчёмный, паршивый урод с окраины мира с подпалённым пламенем вулкана задом не единожды переходил мне дорогу, о моя прекрасная госпожа. Это он отнял у меня сына! И как?! Да лучше бы он убил его! – Бык со всей силы ударил кулаком в стену, и она промялась, словно была сделана из цветного детского пластилина. – Но нет, он опозорил меня и посмеялся надо мной! Он сделал так, чтобы бессмертное Красное дитя, моя плоть и кровь, отрёкся от меня и избрал путь света, став послушником богини, этой высокомерной стервы Гуаньинь! И теперь… теперь я сам уничтожу презренного выродка, если увижу. Я сам! Убью собственного сына, царевна!

Побледневшая Яшмовое Личико быстренько запахнула халат, наспех завязывая его широким зелёным поясом.

– Но и это ещё не все преступления этого недочеловека, недодемона, грязной обезьяны, которая смеётся над всеми традициями и давно должна была бы жрать бананы или висеть на хвосте, пока не сдохнет самой низкой смертью, но вместо этого пошла учиться у выжившего из ума святого монаха Сюйпути, – сквозь квадратные зубы рычал У Мован, натягивая на плечи жилет. – Он пробрался в мой дом, приняв мой облик, и моя бывшая нежная, доверчивая жена Лочи возлегла с ним на мою постель, подарив ему своё белое тело!

Демон-бык с яростью рванул жилет, порвав его на две половины, и, бросив на пол, плюнул на него сверху.

– Именно поэтому я здесь, с тобой, моя дорогая царевна. А презренная шлюха Лочи никогда не дождётся меня назад! Моя прекрасная жена, возлюбленная, ради которой я презрел обычаи и бросил вызов самому Небесному императору, теперь она навсегда останется грязной, опороченной, падшей предательницей, недостойной даже того, чтобы я произносил её имя своими губами, погрязшей в позоре, как в бочке с птичьим навозом, в которую сажают воров, лжецов и клятвопреступников! И во всём этом виновата обезьяна!

У Мован спокойно надел модный пиджак, поправил воротник рубашки и решительно вышел вон, хлопнув дверью так, что та, не удержавшись на петлях, упала в проход. Царевна раздражённо кусала губки…

– Вообще-то его надлежит называть Гоушен Гуй. Он звался Ли Гоушеном, пока был жив, – рассуждал не совсем трезвый царь обезьян, разглядывая последние капли «Гримбергена», перекатывающиеся на дне бокала. – Но весьма осмотрительно с его стороны, незаконно находясь в мире живых, не называть себя призраком и демоном. Поэтому мы с тобой, Аолия, будем называть его истинным именем, данным ему при рождении: Ли Гоушен. По крайней мере, до тех пор, пока этот гуй полезен нам…

Он ещё раз придирчиво просмотрел свой паспорт и убрал его во внутренний карман.

– Укун, ты же понимаешь, что этот паспорт – подделка? – поморщилась блондинка.

– Нет, не понимаю, – капризно поведя плечами, отозвался он. – Пока стражники не усомнились в этой бумаге – она настоящая! Гуй обещал сделать паспорт так, чтобы ни один стражник не мог сомневаться в его истинности. А если бес обманул нас, тогда я убью его так кроваво и изобретательно, как могу только я, великий Сунь Укун!

– Началось…

– И клочки его недостойного тела будут ещё много и много тысяч лет летать по серым лабиринтам Диюя, подхватываемые смрадным ветром и влекомые в никуда его разрушительной силой. Налей мне ещё этого зелья, желтолицый торговец, пришедший в этот северный город из азиатских земель, прекрасных, как нежный лотос, безмятежно качающийся на водной глади в безветренный день!

Бармен чуть не поперхнулся. Покрасневшая Ольга вскочила, подбежала к барной стойке и заказала ещё две пинты пива, извиняясь за своего нетолерантного собеседника:

– Он и сам азиат, ты же видишь.

Парень за стойкой согласно кивал головой, но, возможно, всё-таки дулся.

– Да брось. Он просто приехал к нам из какой-то китайской деревни, глушь глушью, цивилизация мимо них прошла. Можно считать, из тринадцатого – четырнадцатого века сюда попал. Для него такие слова – комплимент, а не оскорбления.

Великий Мудрец задрал нос, даже не глядя в их сторону.

– Зато оцени, как по-русски хорошо разговаривает! Даже без акцента. А обучение всегда приложится. Я ж сама учитель почти, лекции и семинары в универе веду по биологии. Вот прямо сегодня вечером приедем домой и начну его образовывать!