Училка

Анжей не засмеялся, руку Никитосу пожал. Приятный ребенок. Еще один Андрей в мою копилку. Это случайно? Так бывает? В мифах народов мира? Да. И мифы отражают глубочайшие и очень странные законы нашего мира. Мой самый любимый человек, после близняшек, брат Андрюшка. И я встречаю Андриса, у которого сын — Анжей, то есть все Андреи, только в разной национальной трактовке. Точнее, Андрис встречает меня. Ведь это не я рвалась починить ему падающий потолок… А там кто его знает, как на самом деле это происходит, и кто к кому рвется, и что думают на этот счет высшие силы, как они переосмысливают наши желания.

Хочется понять? Конечно. Невозможно чувствовать себя бессмысленной, неразумной игрушкой в руках высших, пусть всезнающих и всемогущих, но абсолютно неизвестных тебе сил. Я христианка, но кто точно занимается моей судьбой и как это происходит, мне неизвестно. В закон всемирного хаоса, расширяющегося, как наша Вселенная, я верить не хочу. В Бога, который во всем и везде, мне нравится верить больше. Но тогда неясно, почему в этом Божьем мире столько новых, старых, вечных и зловонных помоек. Чтобы на их фоне ярче сиял свет? Или просто иначе нельзя? А вот я бы не отказалась, например, жить в мире, наполненном светящимися ангелами, прекрасной музыкой и добром. Но я мала, ничтожна и не учитываюсь в великих неизвестных мне Замыслах. А жаль.

— Ты поляк? — удивился Никитос. — Никогда не видел поляков…

— Нет, я латыш. И еще русский, — ответил мальчик. — А мой дедушка был поляком, его звали, как меня.

— Пойдемте, выпьем воды, — предложила я детям, всем троим.

И как-то так естественно получилось, что в буфет мы пошли все вместе.

— Я сразу понял, что буду музыкантом, — объяснял Никитос Анжею. — Вот просто, когда все вышли туда, на сцену, я понял…

— А я учусь в музыкальной школе! — сказала Настька, посверкивая глазами.

— Я тоже, — сказал Анжей.

— На чем ты играешь? — Настька поддерживала разговор на уровне.

— На флейте, — ответил мальчик. — И на скрипке. И еще хочу на балалайке.

— На чем? На балалайке? — засмеялась Настька.

— Почему ты смеешься? — спросил мальчик и сам рассмеялся.

Правда, приятный ребенок.

— Ну не знаю… Разве иностранцы играют на балалайках? — ответила Настька.

Я не вмешивалась в их содержательный разговор, слушала. Думала, что сейчас делает Андрис. Интересно, он курит? В Прибалтике, говорят, многие курят. В Европе — нет, а в Прибалтике никак не бросят. Вряд ли, я не слышала табачного запаха. Лучше бы не курил… Я не слишком далеко захожу в своих размышлениях? Нет, не слишком. В самый раз.

— Ты иностранец? — удивился тем временем Никитос.

— Я — нет, — ответил Анжей. — Ну, не знаю. Я латыш и русский.

— А ты гражданин какой страны? — спросила все же я.

Мальчик неуверенно пожал плечами:

— Наверно, Латвии… Я у папы спрошу.

— А у тебя есть в школе латышский язык?

— Конечно!

— А можешь что-нибудь сказать по-латышски? — попросила Настька.

— Cik tev gadu?

— Ух ты! — сказала Настька.

— Мне — девять, — ответил Никитос.

Настька вытаращилась на него. Я тоже не могла взять в толк, что происходит.

— Un man ir divpadsmit, — как ни в чем не бывало продолжил Анжей.

— Сколько? — переспросил Никитос.

— Divpadsmit, — повторил Анжей.

— Div… ра… — повторил Никитос. — Div… Д… в… Двенадцать?

— Точно! — радостно подтвердил Анжей.

— Никитос! — Я не могла поверить своим глазам и ушам. — Как ты это понял?

— Понял, — гордо пожал он плечами. — А моя мама — училка! — неожиданно объявил Никитос Анжею.

Ну вот, мой мальчик начинает приходить в себя. Я, как и положено, дернула его за шкирку.

— Точно училка? — спросила я.

— Ой, мам… Учительница. А твоя?

— Моя мама умерла, — ответил мальчик.

— Господи, Никитос… Прости, пожалуйста, — сказала я Анжею.

Мальчик кивнул:

— Да. Все обычно спрашивают.

— Она… давно умерла? — осторожно спросила я.

Анжей опять кивнул и посмотрел на Настьку:

— Ты что?

Настька стояла с глазами, полными слез. Я знала, отчего она плачет. Может быть, ей жалко Анжея, она очень добрая девочка, но еще она тут же приложила это к себе, она всегда так делает. Настька покрепче обняла меня.

— А с кем ты живешь? — спросил Никитос.

Вот интересно, никогда бы мне не пришло в голову, что маленький и очень неразумный еще Никитос может, оказывается, поддерживать такие беседы. Кажется, я нахожусь в плену своих собственных мифов о сыне. Я придумала ему сценарий, очень поверхностный. И мой сын в его рамках развивается, как может. Или стоит на месте. Никитос — балбес, Никитос — драчун, светлая голова, но бездельник. Ему нечего делать в музыкалке и так далее. Так. Ломаем стереотипы. Смотрим на Никитоса с другой стороны. Видим в его гиперактивности нереализованность способностей, а не криминальные наклонности, в отличие от Гусаковой Ю. И., будущей матери ребенка, отцом которого станет папа моих детей. Ну вот, и к нам это пришло. Поздно себя ругать, уже все сделано, мною прежде всего. Да и у нас самих теперь начинается новая жизнь. Начинается замечательно и необычно.

Глава 29