Училка

Так мы двумя парами — я с пляшущим, гарцующим, рвущимся в разные стороны Никитосом и мирно топающая Настька со счастливым донельзя Игоряшей — и отправились праздновать мою сомнительную победу над Громовским. И вообще. Тринадцатое февраля, в которое у меня есть все — любящий и вечный мой жених, порядочный, чистоплотный, бородатый, чудесные дети — две разные планеты, два огромных мира, новая увлекательная работа, нерваная шуба в морозный день, теплый уютный дом, чистое небо над головой, температура 36,6, давление, гемоглобин — для полетов в космос. Мне лично для ощущения полноты бытия этого хватает. Полноты и радости.

Глава 6

— Рассказывай! — Андрюшка обнял меня и заправил мне за ухо прядку волос. — Ты постриглась, что ли?

— Полысела, от нервных перегрузок. Что рассказывать? Не справляюсь пока. Задавили меня детки сразу.

— Все?

— Нет. Но есть такие… Не знаю, на какой кобыле к ним подъехать.

— А ты не подъезжай, ты объезжай.

— Не получается. Они хотят меня уничтожить.

— А дальше? Зачем им это? Что будет дальше?

— Не уверена, Андрюш, что они так далеко планируют. Что будет… Я уйду, они отпразднуют победу, и придет новая жертва. Они будут ее раздирать на кусочки, сожрут и выбросят.

— Может, ты законы какие-то нарушила? Может, их трогать не надо?

— Ага, устав нарушила — монастыря этого, больше смахивающего на зоопарк. Дикие звери, которых все боятся, ни подойти, ни палкой ткнуть в морду — ничего. А я стала отвечать на хамство, вопросы неудобные задавать.

— Ты к ним задиралась?

— Да нет вроде. Но отчего-то они завелись.

— Пробовали на зубок.

— Я не знаю, Андрюш, — вздохнула я. — Я понимаю, что все работают с ними и телефоны они не топчут на каждом уроке. А я пока не смогла.

— А твой телефон растоптали? — уточнил Андрюшка. — Который я тебе подарил?

— Который ты мне подарил. Да, растоптал мальчик один. Большой, очень страшный. Как сумасшедший себя ведет. Нет нормальной логики в поведении. Звериная есть. Разорвать. И утвердить свое первенство. А человеческой нет. Человеческая только подлость у него.

— Слушай, Нюсь, может, тебе все-таки в институт? Там люди уже взрослые, они хотят учиться, ну хотя бы что-то хотят. Давай, а? Пока место не заняли?

— Нет, Андрюша, спасибо. Я хочу работать в школе.

— Прийти, поговорить с плохим мальчиком с этим? Могу в ухо дать, могу просто побеседовать…

Я покачала головой:

— Нет. Я должна сама.

На урок в восьмой «В» я чуть опоздала. Меня в коридоре задержала Роза, которая, несмотря на то что уже прозвенел звонок, решила познакомить меня с каким-то учителем. Пожилой, слегка прибитый дяденька тут же замер на месте, когда его окликнули:

— Дмитрий Борисович!

Он повернул к нам голову и стоял полубоком, вопросительно глядя на Розу.

— Вот, хотела вам представить новую нашу учительницу русской словесности. Она книжки пишет, переводчик, вот теперь с детьми пробует работать. А Дмитрий Борисович у нас руководит кружком исторической поэзии и загадок прошлого. Сам тоже сочиняет. Привлекайте Анну Леонидовну к работе, Дмитрий Борисович, она с удовольствием вам поможет!

— Да-да, конечно, — пробормотал Дмитрий Борисович, мельком оглядев меня. — Я пойду, там у меня… в библиотеке… мне там надо… с проектом…

— Идите! — царственно кивнула Роза. — Это… — она чуть понизила голос, — тот учитель, помнишь, я рассказывала… Поработал с детьми, не смог. Но мы его пожалели, нашли ему внеклассную нагрузку.

Я посмотрела на Розу. Зачем она мне сейчас это рассказывает? Главное, остановила его, окликнула…

— У тебя сейчас какой класс? — спросила Роза, видя, что я ничего не отвечаю.

— Восьмой «В».

— А! — коротко засмеялась она. — Ну иди. Потом расскажешь.

— Хуже, чем Громовский?

— Иди-иди, не дрейфь! — Роза махнула в сторону открытой двери. — Слышишь?

Из-за двери раздавался хохот, в основном голоса девочек.

Я подошла к двери.

— Ну, Семенова, ну ты вообще, ему же тридцать лет…

— А зато он так классно…

Я решила, что последнее слово, которое девочка, увидев меня, проглотила, мне просто почудилось. Ну не могут же они быть такими развращенными в пятнадцать лет. Развращенными — вряд ли. Но могут быть дурами.

— Садитесь, — сказала я, хотя никто и не думал вставать. У меня это слово, наверное, вылезает из подсознания.

Мы всегда вставали, когда я училась в школе. Я училась в прекрасной школе, немецкой. У нас было много евреев, не так много, как в английских спецшколах, но все равно они, как обычно, создавали приличную, интеллигентную обстановку. Да и другие ученики были, как сейчас бы сказали — сильно мотивированы. На учебу, на серьезную учебу, на дальнейшее поступление в хороший институт, на отъезд за границу — временный или постоянный.

На что мотивированы дети, сидящие передо мной?

Я быстро оглядела класс. Девочек гораздо больше. Есть на вид очень милые. Вроде и мальчики нормальные, пока молчат, по крайней мере.

— Меня зовут Анна Леонидовна, я буду вести у вас русский язык и литературу.

— А Набо-окова мы будем чита-ать? — протянула ученица, сидящая у окна.