Вам было не до смеха, я понимаю, ведь такое демоническое чувство юмора, присущее Даниилу Хармсу, встречается нечасто. Напоследок я огласила случай со столяром Кушаковым – как он постоянно поскальзывался, падал и расшибался, потому что приключилась оттепель и на улице было очень скользко. Ушибленные места он, бедолага, заклеивал пластырем. В конце концов, когда он себе все заклеил и благополучно вернулся домой, домашние его не узнали и не пустили в квартиру.
«– Я столяр Кушаков! – кричал столяр.
– Рассказывай! – отвечали из квартиры и заперли дверь на крюк и на цепочку.
Столяр Кушаков постоял на лестнице, плюнул и пошел на улицу».
– Ну? Какое чувство вызывают у вас эти рассказы? – спросила я бодро.
– …Чувство жалости, – в полном отчаянии ответили вы. – Нам всех жалко!..
А потом вы написали мне вот такие серьезные вещи:
Сундук. Что вкладывает в это слово Хармс, при чем тут борьба жизни и смерти? Ясно одно: тайна не лежит на поверхности, она скрыта от всеобщего взора.
«Читатель, боюсь, ты не поймешь моих стихов». Даниил Хармс.
И вот я в сундуке Хармса, громоздком и неуклюжем. Мне удалось в него забраться. Внутри он обит клочьями картона, кто-то успел нацарапать:
«Сдесь был Вова».
А на гвозде тетрадь, в ней неразборчивый почерк – пером:
Я почувствовала себя человеком с длинной тонкой шеей, страдающим в сундуке от запаха нафталина.
«Прежде чем прийти к тебе, я постучу в твое окно.
Ты увидишь меня в окне. Потом я войду в дверь, и ты увидишь меня в дверях. Потом я войду в твой дом, и ты узнаешь меня. И я войду в тебя и никто, кроме тебя, не увидит и не узнает меня».
Единственным моим желанием было захлопнуть дверь и оказаться в полной темноте. И пусть я начну задыхаться. Может, со мной что-то произойдет… И жизнь неизвестным для меня способом победит смерть.
Лошадь для чтения стихов разобрали и вынесли по частям. В картонной коробочке вынесли шар, который катался у лошади под пузом. Гриву и крылья завернули в целлофан и вынесли просто в руках. Книги долго не выносили, хотя шкаф давно погрузили в машину.
У Хармса никогда не было своего кабинета. Вот и теперь его не стало. Распался на крылья и гриву…
Хармс любил театр – художница Маша Константинова театрализовала свою дружбу с пресветлым котом Иосифом: сшила ему мундир. На день рождения кот сидел на почетном месте, одетый в костюм гусара. Была у него и телогрейка с номером, и фригийский колпак, и буденовка. Иосиф получал от Маши ордена и медали за выслугу лет, удостоился, как я уже говорила, огромного парадного портрета.