Учитель истории

— Насчет религии и путей к Богу спорить не могу, не умею, да и Бог, как известно, един, но как историк историку скажу, что мы, кавказцы, изначально Богом созданы как индоевропейская раса и живем территориально в Европе...

— На краю, — издевательски перебил Безингер.

— Где край, а где середина — понятие растяжимое. А если чисто географически, то Англия тоже в сторонке.

— М-да, Шамсадов, изменился, изменился, — еще одну, уже третью, порцию коньяку подливал себе хозяин. — Побила тебя судьба... да это к лучшему, романтизм, я думаю, ушел. Давай конкретно о деле. Только договоримся, впредь — все начистоту, мы партнеры.

— Какая может быть чистота, если Вы украли мою картину.

Усы Безингера дернулись, как у кошки, которую ткнули в свое дерьмо.

— Я не вор, — постановил Безингер, — и никогда ничего в своей жизни не воровал — нужды не было. Но признаюсь: картина у меня, я ее купил у твоих же земляков, чтобы они ее не истребили.

— В России по этому поводу говорят: «Свежо предание...».

— «Свежо предание»? Что это значит?

— Да так, — улыбнулся Малхаз.

Безингер взял новую сигару.

— Кстати, Малхаз, я человек не суеверный, но эта картина словно живая, я мимо нее пройти не могу. И вообще, это какая-то мистика, просто колдовство! С тех пор как картина у меня, она мне постоянно снится; не то чтобы кошмар, а с каким-то вечным укором, будто я в чем-то виноват, покоя не дает... М-да, хороший коньяк!

В это время в кармане Безингера зазвенел мобильный телефон.

— Алло... Меня ни для кого нет! И для Вашингтона, и для Москвы тем более. Пусть перезвонят завтра, и я ведь тебе сказал, — тут хозяин перешел на непонятный говор, и Малхаз как ни старался, так и не смог распознать диалект.

— Так на чем мы остановились?

— Ана Вам покоя не дает...

— Ах, да... Ана?! — Безингер сделал большую паузу, надолго тяжелым взглядом уперся в гостя, потом пещерным басом с прокуренной хрипотцой, наклонясь как можно ближе, таинственно произнес. — Хочешь не хочешь — мы с тобой в этом деле повязаны, мы в одной упряжке, и пока цель не обнаружим, нам покоя не будет... Я уверен, тебя Ана тоже преследует.

— Никто меня не преследует, — ответил Малхаз, но это вышло вяло, с амплитудой замирания на последнем слове.

— Хе, а если честно?

— Верните мне картину, и на душе у Вас станет легче, — ушел от ответа Шамсадов.

— А что, отдам. Я давно этого хочу. Только при условии: мы вместе едем в Чечню, без обиняков, как честные джентльмены, приступаем к делу, к поиску пещеры... Сразу оговорим — двадцать пять, нет, даже сорок процентов — твои.

— О каком джентльменстве можно говорить, если история наших отношений — воровство?

— Перестань, Малхаз, забудь. Нас ждет Ана, а с ней еще кое-что. Да к тому же мы квиты, ты тоже ко мне на сайт попытался пролезть.

Опустил Шамсадов взгляд, да видно Безингер ничего не заметил.

— Так что забирай картину, отправляйся в Чечню, там тебя встретят как положено, а я кое-что улажу, как раз к лету подъеду, и мы осторожно начнем.

— Да что «начнем», что мы ищем? — недопонимал Малхаз.

— Ладно. Раз так... У меня передаваемый из поколения в поколение архив тысячелетней давности. Я тебе говорил, его никто не мог до меня перевести, а я смог, на вашем, на чеченском... Скажу правду, я не могу иметь детей, на мне наша древняя династия может иссякнуть, и я хочешь не хочешь должен эту тайну раскрыть, я в полушаге от нее.

— А я при чем?

— Не прикидывайся дурачком, Малхаз. Ты абориген, знаешь историю края и его топонимию; и все это ничто — Ана, Ана и в тебе сидит, ты ее, никогда не видя, изваял, такое просто так не бывает... Теперь понятно?.. Знаю, тебе давно все понятно. Мы в одной упряжке к этой цели должны идти, а поодиночке не дойдем, это невозможно.

— Покажите мне эти архивы, — зажегся Шамсадов, щеки запылали азартом.

— Ты думаешь, я их здесь храню?

— Ну, хоть копии.

— Никаких копий... Настанет время, в горах Чечни, на месте, все покажу.

— А первый портрет Аны можно воочию увидеть?

— Первый? — вытянулось лицо Безингера. — Воочию? А откуда ты про него знаешь? — посуровел его голос.

— Так Вы мне сами о нем говорили, — предательски заплутали глаза Шамсадова.

— Говорил, говорил, да ты ведь не о том, по лицу вижу, — Безингер насупился, стал медленно поднимать свое огромное тело, отбрасывая на Малхаза зловещую тень.

Простое чутье бессознательно заставило Шамсадова тоже привстать, да не в полный рост, а как-то воровато, бочком, сжавшись.

— Ты все же проник на мой сайт! — громовым, раскатистым басом заорал Безингер. — Скотина, мерзавец, вор! — кричал он на всех языках, при этом его тяжелые, неуклюжие, длинные руки занялись рукоприкладством, и не так чтобы сильно били, а будто пытались выцарапать глаза.

— Я не вор, я не вор, — снизу, жмурясь, защищался Шамсадов, пытался пятиться, уйти.

— Ах, ты, дикий чечен, варвар! — на чеченском ругался Безингер; это попало в точку.

— Сам ты варвар, и вор! — огрызнулся маленький Малхаз, по-горски вскипел, юлой выскочил из объятий хозяина и, прицелившись, от души вмазал кулаком в породистое лицо хозяина.