Учитель истории

— А эти два портрета не вписываются в галерею, — указал Шамсадов на «свежую» краску. — Аляповато, и цвета неестественны... Это тоже предки?

— Гм, — нахмурился Воан Ралф. — Мой автопортрет... А это мой сын — тоже Томас Ралф-младший, морской офицер.

— Простите, — стушевался Малхаз. — Конечно, портреты неплохие, просто...

— Да ладно, — перебил его хозяин, — вижу, что плохо... а другому такую выходку бы не простил. И думаю, Вы нас перерисуете... Ну, это позже, пойдемте, дело есть поважнее.

Они еще долго пробирались сквозь грязный, захламленный переход, здесь был едкий, застоявшийся запах мышей, старья, вековой пыли. Наконец, что-то отодвигая и уже изрядно испачкавшись, протиснулись к огромной, потрескавшейся, искусно вырезанной из дорогого дерева тяжелой двери, со стонущим скрипом отворили ее — и яркий свет, просторный пустой зал, на стенах непонятно что, вроде набросков и гравюр.

— Сорок лет назад сюда проникли воры, — зачеканили каблуки Ралфа по местами выгоревшему, когда-то изящно сложенному паркету. — Пытались отключить сигнализацию, она замкнула, и случился пожар, многое пострадало, а кое-что, видимо, выкрали... Ну, не это главное. Я о другом. Хм, — хозяин, склонив голову, надолго замолчал; казалось, он изучает свои туфли. — Ну, да ладно, — как бы успокоил он себя и сурово глянул на Малхаза. — Мой прапрадед, тот самый Томас Ралф-старший, за какие-то «заслуги» был высажен в тропиках на необитаемом острове. Он провел там около пяти лет. Мы доподлинно не знаем, как он оттуда выбрался, но известно, что Томас Ралф еще лет восемь-десять где-то скитался, умудрился стать губернатором каких-то колоний и только под старость вернулся в Англию, будучи уже очень богатым и влиятельным человеком, и с тех пор старшие мужчины нашей фамилии носят титул лорда.

— Вы лорд? — удивился Малхаз.

Воан Ралф только повел глазами и продолжал.

— Так вот... этот дом, где мы находимся, построил он — Томас Ралф-старший, и только позже дом достраивался, перестраивался, реконструировался не раз, в общем, все менялось, только не этот зал. Этот зал был святым. Дело в том, что наш предок оказался талантливым человеком, и уже будучи в преклонных годах он, видимо с ностальгией, вспоминал одиночество острова и по памяти нарисовал два пейзажа во всю ширину обеих стен... Вот, вид одного панно сохранился, — на уже поблекшей фотографии девочка, мальчик и, видимо, их родители. — Это я, в двенадцать лет... Мой отец не вынес последствий пожара, от удара скончался. Я решил сам восстановить гравюры, жизнь посвятил живописи, учился в Париже, в Венеции, здесь, но все бесполезно — это только от Бога, или дано или страдаешь, как я, вечно потешая своим корявым художеством людей. В общем, я не смог. Потом пригласили мастера из Италии — ни мне, ни родне не понравилось, все вынесли. Были еще неудачные приглашения, так, маляры, а не живописцы, потом был знаменитый грек — Базарис. Слышали о таком?.. О, классный художник. Но с ним не сошлись в цене... И вот судьба — встретил Вас, мистер Шамсадов.

— Я не смогу скопировать с фотографий! — чуть ли не воскликнул Малхаз. — Сейчас ведь какая техника, на любую стену сделают что хотите.

— Не-е-т, — слащаво протянул лорд. — В том-то и дело, что и техника, и такой художник, как я, не смогут. Мой предок вложил в эти панно столько души, любви и горя выстраданных на острове лет, что они были словно живые, трогательно-манящие, яркие и грустные, очаровательные, но с тоской, от них веяло теплом и в то же время одичалостью, разнообразием красок и монотонностью одиночества!

— Так ведь это надо хотя бы раз воочию увидеть! — загорелись азартом глаза Шамсадова.

— Вот и прекрасно! Этого я и ждал, конечно, надо увидеть!

— А Вы что, были на этом острове?

— Хе, сейчас там самые дорогие гостиницы!

— А вид?

— Вид чуть подпортили... но Вы, я видел, умеете абстрагироваться от наносного.

Они очень долго говорили, говорили уже как коллеги, перед которыми стоит единая ответственная задача. Шамсадов еще таких масштабных полотен не писал, потому был весьма сдержан и даже, со страхом, подавлен. Лорд Ралф подбадривал его, настраивал на успех, но когда дело дошло до контракта (на этом настаивал заказчик), стал поразительно агрессивен, сух и требователен. Шамсадов не торговался, в нюансы особо не вникал, понимал — это его единственный шанс, судьба, и других вариантов нет — придется из кожи лезть, надо вникнуть в душу отверженного бандита.

Срок исполнения — год. За это время может быть три поездки на романтический остров, и все — проезд и проживание на острове — по разряду люкс, ибо сопровождает его лорд или его сын, им иначе неприлично, да и есть у них масса льгот и привилегий, по которым для них все это чуть ли не бесплатно. За свой труд Шамсадов получает двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, а если труд превратится в утраченную мечту, гонорар возрастет до ста.

* * *