Удача Незамай-Козла

Через час — и Левченко со своими, и отряд, вышедший из крепости, вернулись.

Раненые были, — но мало… Незамай-Козла Мехтулин и Амед доставили в крепость.

Брызгалов, когда всё успокоилось, стал искать юношей, но их не было…

Обошли всю крепость, — нигде не оказалось ни татарина-юнкера, ни елисуйца.

— Никто их не видел?

— Нет… Где видеть…

Но, немного спустя, какой-то солдат вспомнил.

Когда возвращавшийся отряд входил в крепостные ворота, — из них выскочили точно угорелые оба «азиата» и унеслись куда-то.

— Ты знаешь, зачем они?.. — покачал головою Брызгалов, передавая дочери это сведение.

— Нет.

— Ведь они непременно уволокут лошадь у Шамиля… Или оба лягут… Этакие барантачи! Всякий горец, — самый лучший даже, — прирождённый разбойник.

Нина не ответила ни слова.

Она только пошла к себе, замкнулась и стала молиться за Амеда.

А он в это время, пользуясь сумятицей, царившей вокруг крепости, точно от погони нёсся между сплошными массами лезгин, чарохцев, дидойцев и кабардинцев, не отзываясь на вопросы и не отвечая на ругань сбитых им с ног пеших. Ветер свистал у него мимо ушей. Конь тяжело храпел, утомлённый этой бешеною скачкой… Наконец, вдали блеснули красные факелы…

— Здесь Шамиль! — весело обернулся он к Мехтулину.

— Да поможет нам Аллах!

— Аллах всегда за смелых… — «И Исса тоже»… — уже мысленно прибавил он от себя.

Факелы были близко-близко. Вон сухая и грозная фигура великого имама… Амед вынул было пистолет, но Мехтулин удержал его.

— Что ты хочешь делать? — с ужасом спросил его татарин.

— Убить врага!

— Но ты забыл, что Шамиль — имам всего ислама у нас.

Амед вздрогнул, провёл рукою по лбу и спрятал пистолет.

Он спешился и тихо стал ждать…

Факелы там погасли. Тьма окутала Шамиля, даже и не догадывавшегося, какой страшной опасности он только что избежал.

Утром, чуть только рассвело, — перед воротами крепости появились Амед и Мехтулин. В поводу у первого был великолепный арабский конь, весь белый, с чёрной отметиной на лбу. На этом коне краснел шитый золотом чепрак, и сверкало расписное, всё в серебре, бирюзе и сердоликах седло.

Нина только что вышла из дому, как Амед подвёл к ней коня.

— Что это? — отшатнулась она.

— Я обещал тебе…

— Но ведь вас могли убить…

— Всё равно, — я обещал тебе… А от исполнения обещаний избавляет только смерть…

Потом он не мог отказать себе в удовольствии. Выскочив на бастион, он дико заорал что-то проезжавшему далеко кабардинцу. Тот подъехал.

— Пожалуйста, не стреляй! — обратился Амед к солдатам. — Я с ним говорить хочу…

— Эй, джигит! Подъезжай смело!..

Елисуец дома, в горах, выучился кричать так, что его могли услышать за версту.

Тот осторожно двинулся вперёд.

— Ты знаешь князя Хатхуа?.. Наиба…

— Знаю… Он наш… И вы его знаете… Его шашка — хорошо поработала над вашими спинами…

— Ну, так передай ему, что сегодня ночью я — елисуец Амед, сын Курбана-Аги, его племянник — украл и привёз сюда в крепость лучшую любимую лошадь великого имама Шамиля.

— Да будет проклята душа твоя, подлый изменник!

— Я не изменил никому, — я дал клятву верности русским и служу им. Ступай и скажи-ка Хатхуа, пусть он гордится своим племянником!..

1902