Удар, ещё удар!

Позволим себе мимолетный отход от конкретности и чуть-чуть обобщения. Лишь огласим наблюденное, а трактовку предоставим читателю: как-то так получается, что вокруг настоящих по предприимчивости директоров всегда складываются первостатейные коллективы. Главврач Армянин, которым закончится наш очерк, возглавлял коллектив больницы, откуда за много лет не вылетела ни одна анонимка (просим особо отметить — это из медицинского-то учреждения!), ни одна кляуза, ни один навет. Там был единый фронт людей, отлично делающих большое дело.

То же происходило в цехе металлоизделий. И рабочие сказали возвратившемуся начальнику: как снова запустить производство? Как монтировать новое оборудование? Ведь всю техническую документацию вывез и не отдает следователь Трехтонов.

— Он и не отдаст, — сказал Номадов. — Сплошь и рядом бывает, что следствие уничтожает часть документов. Тогда легче обвинять того, кого хочется обвинить. Прокуратура и милиция извещают нас, что все документы и чертежи сгорели при пожаре в милиции. Мы поступим так: на заводы страны, откуда мы получали оборудование, пошлем в командировки людей за чертежными дубликатами.

А на заводах в Воронеже и других городах страны порядок знают. Там сказали посланцам: да, мы вас помним, симпатичные ребята с юго-востока. Но если чертежи сгорели в милиции, пусть милиция даст справку об этом. Тогда мы раскошелимся на дубликаты.

Но по сей день следователь Трехтонов удостоверять ничего не желает. Стоят линии и прессы. Ввиду чего приведем еще абзац из документа, подписанного заместителем министра: «Изъятие и утрата документации, проведение инвентаризации в цехе оказали определенное влияние на ухудшение финансового состояния предприятия».

Приведем и еще абзац из того же документа: «За допущенные нарушения социалистической законности виновные в этом должностные лица органов внутренних дел привлечены к дисциплинарной ответственности. Принято решение об увольнении Трехтонова».

Но, попросту говоря, Акынск надул Москву. Никто в Акынске за содеянное против Номадова и отличного предприятия ответственности не понес, а следователь Трехтонов хоть в другой должности, но преспокойно работает. И как в музыке существуют вариации на какую-либо тему, так были применены следственные вариации на тему «Номадов — лишение свободы». Что. не удалось упечь Номадова как хозяйственника? Тогда возбудить уголовное дело о незаконном получении Номадовым аттестата зрелости в вечерней школе. А раз аттестат незаконен, то и поступление по нему в институт преступно и незаконно.

Директора вечерней школы — конечно, для дачи улучшенных и ускоренных показаний — сразу взяли под стражу.

И снова вышел конфуз. Оказалось, что этот несносный предприниматель Номадов двадцать лет назад окончил в Акынске среднюю школу № 33 с получением аттестата КА № 310397. А в вечернюю школу перед институтом поступил для освежения знаний. И учился в вечерней школе хорошо. И экзамены сдавал подобающим образом. Причем последний экзамен (это сугубо по секрету и между нами, дорогие читатели), находясь уже под стражей, Номадов сдавал так: при возвращении с допроса умолил конвой завернуть на полчаса в школу.

Что сегодня? Следствие так и не желает известить Акынский гидро-мелиоративно-строительный институт, откуда, по настоянию следствия, Номадов был заполошно исключен, что Номадов должен быть немедля, с принесением извинений восстановлен.

Я спросил Султана Номадова, первый раз посетившего редакцию два тяжелых года назад:

— Два года выпали у вас из жизни. Найдете вы в себе силы остаться прежним?

— Найду. Я как давил левой рукой на динамометре восемьдесят пять кэгэ — так и давлю, правой девяносто семь — так и давлю. Я и после пережитого не употребляю спиртного — это мешает думать. (Автор не встречал ни одного пьющего предпринимателя. Все любят думать.) У меня есть силы и желание остаться прежним. Но это по многим причинам опасно. У меня пять дочерей. Хотелось бы, чтобы они росли при отце. А надежд, что в следующий раз мною будет заниматься исключительно не пьющий с детства и думающий следователь, — таких особенных надежд нет. Поэтому осенью будет держать совет вся собравшаяся семья: быть мне самим собой или уходить в тихие исполнители. Ведь, знаете, даже у ангела при желании можно найти в крыле если не черное, то хоть палевое перо.

* * *

А Джума Исаев был еще старше Султана Номадова. А стало быть, еще менее самосохранителен. Первый раз, после года, проведенного в тюрьме под следствием, он появился в редакции три года назад.

Когда-то, председатель колхоза им. Бекова, он пригляделся и сказал: крестьяне, мы живем неправильно. При здешних погодах и почвах у всех на приусадебных участках с грохотом произрастает чеснок. А потом люди, отпрашиваясь в колхозе, добывая липовые справки, хлопотно везут чеснок в большие города, людей там обжуливают при рынках перекупщики — зачем нам все это? Давайте построим цех по переработке чеснока в очень опросную чесночную пасту. И колхозу выгодно, и колхозникам, и никуда для продажи ездить не надо.