Удар из прошлого (Напролом)

Попов, сам не свой, встал, вышел на кухню, осмотрел закуть за печкой. Ничего. Тогда он тихо вскарабкался по лестнице на чердак, на карачках прополз все углы, помял ладонью сухую и жесткую солому. Пусто. Он спустился вниз, вышел на улицу, заглянул под крыльцо, два раза обошел кругом сколоченную из горбыля будку сортира. Портфеля не было нигде.

Дядя Коля опрометью бросился к Семену. Ворвался в избу, сорвав с дверного проема мокрую простыню, упал на стул.

– Портфель с деньгами пропал, – проорал Попов. – От тебя вернулся, а портфель сгинул. Спрятал, гад. Язви его душу.

Семен распахнул пасть, выпустив наружу язык в белом нездоровом налете, выпучил водянистые глаза.

– Это как, спрятал?

– А вот так, спрятал.

– Почему?

– Черт разберет почему. В рот ему аршин.

– Вчера надо было кончать с ним, – пролаял Семен. – Уже бы при деньгах были…

– Больно ты умный, – огрызнулся дядя Коля. – Задним только умом. Вот этим самым.

Он поднял зад с табурета и постучал ладонью по плоским жилистым ягодицам. Семен не обиделся, потому что не умел обижаться. Да и не до этого сейчас. Пришлось вновь обдумывать и до хрипоты в горле втолковывать глуховатому мужику новый план действий, созревающий в бедовой голове дядя Коли.

Глава десятая

Азербайджанцы тронулись путь не сразу. Потребовалось более получаса, чтобы кое-как, на скорую руку, замести следы. Оставить на пустынной дороге два милицейских трупа – это верное самоубийство. Убитых милиционеров обязательно найдут. Возможно, это произойдет совсем скоро. И тогда по фарту больше не гулять. Перекроют район, все пути, все дороги, и выбраться отсюда будет совсем непросто.

Валиев прикинул: если его возьмут, сколько лет отломят от жизни судьи и заседатели? Десяточку? Пятнашку? Эдак может и пожизненное обломиться. Запросто. Вот тебе и приятный отпуск на родину, вот тебе и гонорар.

Трупы милиционеров затолкали в багажник, «Форд» откатили в придорожные кусты, ножами срезали с елей ветки, лапником кое-как замаскировали машину. Раненого Баладжанова наскоро перевязали бинтами из аптечки, положили на заднее сидение милицейского «Москвича». Пока грузили в багажник «Форда» трупы ментов, возились с раненым, Валиев и Хусейнов перепачкались в крови чуть не по уши. Хорошо взяли с собой пару пузырей минеральной воды. Поочередно поливали друг другу на руки, смыли кровь. Однако бурые пятна остались на светлых сорочках и брюках. Но не до трусов же раздеваться.

Валиев сел за руль милицейского «Москвича», сверился с картой и погнал машину по дороге. На заднем сидении стонал и ворочался Баладжанов. Сперва он просил пить. Влив в себя остатки минеральной воды, успокоился, но только на минуту. Потом ему захотелось курить. Хусейнов протянул раненому горящую сигарету. Баладжанов затянулся, но тут же закашлялся, выплюнул окурок изо рта.

– У меня повязка сползла с груди, – сказал он.

Пришлось остановиться. Хусейнов перебрался на заднее сидение, положил голову раненого себе на колени. Стал копаться с повязкой, поправляя съехавшие на сторону бинты, но они размокли и перекрутились. Кровь не остановилась, она пропитала рубашку Баладжанова, залила заднее сидение и продолжала сочиться из раны.

– Господи, скорее бы я сдох, – сказал Баладжанов. – Этот мет убил меня. Скорее бы уж я откинулся…

– Да это пустяковая рана, – сказал Валиев, голос звучал фальшиво. – Потерпи немного. Кровь свернется, успокоится.

Надо было ехать, но Валиев не тронул машину с места. Он передал свежий валик бинтов Хусейнову и ждал, когда тот наложит новую повязку. Баладжанов кашлял взахлеб. На губах выступила розовая пена.

– Надо что-то подложить ему под спину, – сказал Хусейнов. – Иначе он захлебнется. Черт, ничего нет под рукой.

Хусейнов тяжело вздохнул. Он полез в карман и раскрыл нож-бабочку. Оттянул и срезал мокрые бинты, но одному ему было не справиться с раненым. Валиев вышел из машины, открыл багажник. Нашел две промасленных рабочих куртки. Что ж, и это тряпье сгодится.

Валиев распахнул заднюю дверцу. Он скрутил из ваты длинный плотный жгутик. Носовым платков стер кровь с груди Баладжанова. Низко наклонившись, засунул вату в пулевое отверстие. Затем он приподнял Баладжанова за плечи, а Хусейнов, просовывая руки под его спину, наложил повязку, завязав на груди аккуратный бантик.

Баладжанов стонал от боли, но сознание не терял.

– Скоро я отмучаюсь, – повторял он. – И вас перестану мучить.

– Ничего, – ответил Валиев. – Мы уж как-нибудь потерпим. И найдем врача. Может, в той деревне, куда едем, есть врач.

Валиев подложил под спину раненого две рабочие куртки, захлопнул дверцу. Он оглядел себя и матерно выругался, светлые брюки сплошь в бордовых разводах, ладони, предплечья… Все в крови. И смыть нечем эту кровь. Валиев сел за руль, врубил передачу, скользкими ладонями сжал баранку. Проехали ещё километра три, до покосившегося дорожного указателя, свернули на разбитую грунтовую дорогу.

– Скоро будем на месте, – сказал Валиев.