Удар по материализму, или доброе дело с другой стороны

С досады я заорал что-то неразборчивое, потому как чувств было много, а язык только один, и все эти чувства пожелали вырваться сразу. Потом замолчал и неожиданно для себя самого запел «Сижу за решеткой в темнице сырой». Может хоть на мои песнопения соседи сбегутся? Но соседи, если они вообще были, проигнорировали мои стоны, хотя я нарочито громко и умышленно фальшиво выкрикивал последние строки. Никто на помощь не пришел.

Свиньи! Человек умирает, а им хоть бы хны. Ори тут хоть до посинения, никто не услышит.

— Сейчас завою с тоски, никто не услышит. Ой-г, ой-г, ой-г! Никто не услышит. Ой-г, ой-г… кхе-кх…

В горле запершило и я принялся усиленно кашлять.

Но этот друг ситный тоже хорош! С чего это он меня извести вздумал? Из любви к высокому искусству? А может причина более приземленная? Даже скорее всего. Ревность например. А так не похож на кондового Отеллу. Вел солидные речи, философствовал, пытался загнать меня в тупик. Загнал, блин!

…Рука с зажатой между пальцами сигаретой пронеслась к столу, чуть дрогнула, стряхивая пепел:

— Так ты утверждаешь, что Кире присуща вера?

— Угу, — я кивнул. — Прошу заметить, что вера и религия разные вещи. Верить можно не только в Бога. Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса, кто не во что не верит, даже в черта на зло всем, — процитировал я Высоцкого.

— Не уходи от темы, — напомнил он мне.

— Пожалуйста. Так вот, кто верит в Бога, кто-то в приметы, кто-то в то что его жена любит не смотря на все размолвки, кто-то…

— Так это не вера, а скорее желание верить, — перебил он и затушил окурок о край тарелки. — Согласен, что это желание ей присуще, но это далеко не вера.

— Что такое вера? — спросил я.

— Что такое вера? — эхом отозвался он.

Еще пятнадцать минут мы пытались выяснить что такое вера, но для решения этой проблемы выпить пожалуй стоило поменьше, чем мы успели.

— Так ладно, пойдем с другого конца. Ты веришь во что-нибудь? — не сдавался я.

— Нет, — хороший ответ, достойный.

— Скажи, а бесконечность есть или нет? — к его чести надо сказать, что он очень долго мялся, прежде чем сказать «есть». — Но ведь ее нельзя изучить, исследовать. Наукой не доказано ни ее существование, ни невозможность ее существования. А если это не факт, стало быть абстракция, а абстракция не материальна.

Если ты и теперь продолжаешь утверждать, что бесконечность существует, стало быть ты в нее веришь. И это вера, а не желание верить.

Бедный, мне его даже жалко стало, когда он попытался что-то доказать. Именно жалость заставила меня с ним согласиться, когда он измученный в качестве последнего аргумента заметил, что подобная цепочка рассуждений не совсем корректна. Я согласился и был загнан в тупик. Веры нет и быть не может, есть желание верить. А уж Бога так и вовсе не существует. С последним я не спорил, но в тупике оказаться было не очень приятно. А в общем сам дурак…

— Дурак, дурак, дурак! — шептал я сам себе, бредя и задыхаясь в гробу. Дышать было нечем, даже вони не осталось. Внутри все горело а я продолжал хрипеть:

— Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!

А потом… Потом тьма запертого гроба сменилось другой, вечной тьмой.

Я не понял, как это произошло, да только когда я пришел в себя, меня в гробу стало двое.

Нет, дело не в раздвоении личности. Просто я… Во-первых я стал видеть в темноте, во-вторых это позволило мне рассмотреть, что я прозрачен, а тот я, который материален лежит на том же месте, только с дико перекошенной рожей. Выходит я теперь дух или душа. Ха! Чертовы материалисты, съели! Это вам к вопросу о вере и о всяческих прочих заморочках. Смерть оказывается презабавная штука, она меняет все местами, а может ставит все на свои места.

Ладно, теперь я душа, значит могу вылезти из гроба. Но не тут-то было, вылезти не вышло. Стенки гроба стали неосязаемыми, но что-то держало меня внутри. Ладно, бог с ним.

Откроют же они когда-нибудь этот дурацкий ящик. И тогда я буду мстить, и мстя моя будет страшна.

Я не ошибся. Я как раз задыхался от вони (ох и запашок попер от моей материальной ипостаси) и напевал «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам», когда снаружи заскрежетал замок и послышались шаги. Вскоре он к моей радости открыл гроб, и я смог выпорхнуть наружу. Наверное стоило лететь наверх и искать там врата рая, но мне стало интересно.

Такого я больше никогда не видел ни до, ни после. Чего только этот добрый человек не вытворял с моим несчастным трупом. И конечно чучельщик в нем пропал классный. То, что он сделал из моего трупа заслуживало музейной витрины. Но прощать свою безвременную кончину я не собирался, вот только придумаю способ отомстить. И я взмыл, минуя перегородки между этажами, крышу, низкие тучи северной столицы.

Рая я не нашел, бога тоже.

Первое, а точнее первый, с кем я столкнулся был такой же как и я дух мужского пола. Он сидел на краю облака свесив ноги вниз и болтая ими так непосредственно, будто сидел на краю стола. Я хотел пролететь мимо, но он подмигнул мне и сказал:

— Привет!

— Привет, — опешил я.