Ударивший в колокол

Внезапно к нему возвращалось ясное сознание. Как звали ту женщину, которую он отговорил кончать жизнь самоубийством? Он ей сказал: «Жизнь — вещь случайная, дайте ей случайно кончиться». И она осталась жить. Да, пусть конец придет так же случайно и бессмысленно, как начало… Вот бы сейчас Грановского сюда! Он, как поп, утешал бы меня сказочками о загробной жизни…

Потом ему почему-то вспомнилось язвительное замечание о нем, о «Колоколе», брошенное вскользь кем-то, он даже не помнил кем:

«Издали браниться нетрудно…»

Ах, как это его ударило, как это его ранило, даже сейчас, когда все ему в общем все равно…

«Оставьте нас в нашей опале, — подумалось ему, — быть в опале у царизма не беда еще…»

Он лежал с закрытыми глазами. Но зрение не бездействовало. Сейчас он видел нечто сплошное белое. Ах, это та комната в Ницце!

Стены обтянуты белым, ведь белое, как и черное, — цвет траура. А к нему цветы, красно-желтый гераниум. И если потянуть носом, можно ощутить их запах. Вот он! Как электрический удар. И ее лоб, холодный лоб…

Он вспомнил все. И боль пронзила его сердце так сильно, что он удивился тому, что опа так сильна. Он удивился живучести боли и подумал: «Пожалуй, это единственное живое, что во мне еще есть…»

Он вдруг встал с постели, как это иногда делают люди в предсмертную минуту, губы его беззвучно шевелились, а ему показалось что он произнес внятно и звучно:

— Не забывайте меня…

Рухнул на постель. И его не стало.

Разве можно забыть его…