Удерживая небо

Нет, уже не успеет. Хрустят незримые кости, всё ближе и ближе невидимый демон. Нет, не просто демон, не просто хищный зверь с пастью и когтями, пусть даже и разумный: нет, приближается нечто не от мира сего, и пищей ему станет жалкая плоть несчастного глупца, по скудоумию и тщеславию забредшего к нему в логово.

Матфея корчило и скручивало в дугу. Кажется, он выл в голос, не хуже приближающегося чудовища, кажется, пытался вскочить на ноги, однако они отказались служить. Холодный пот, стекавший по вискам и лбу, обратился словно бы настоящим потоком.

Беги, ничтожный! Спасай не тело, но душу!

…Однако бежать Матфей уже не мог. Только раскрывал бессмысленно рот, словно выброшенная на берег рыба, и ничего больше. Жизнь, всё прожитое и впрямь «смывались», таяли, и не оставалось ничего, кроме лишь всепобеждающего ужаса.

Жуткое завывание донеслось и с другой стороны, наверное, ещё один демон почуял добычу; но Матфею стало уже всё равно. На краткий миг беглый клирик взглянул на приближающегося врага: наверное, ждал узреть красную распахнутую пасть, клыки и капающую с них слюну, чешуйчатую броню – что ещё положено иметь страховидлу? А вместо этого…

Страшное всегда страшно именно неведомым. Тёмный закоулок, пятно мрака на узкой подвальной лестнице, странный скрип старых ступеней, нечаянно хлопнувшая безо всякого ветра дверь – и у кого-то начинают потеть ладони, а живот скручивается в тугой узел.

Среди мёртвых стволов медленно двигался сгусток тьмы, перевитый слабо светящимися вервиями, толщиной в руку взрослого человека. Конечности эти судорожно тыкались в разные стороны, дрожали, словно от нетерпения. Жуткие звуки неслись словно и не от явившегося демона, не то справа, не то слева, а, может, и позади от него. Тьма шевелилась и текла вслед за ним, поглощая пни с корневищами, глотая кочки и затопляя овражки. Человек бессилен и беспомощен во тьме, оттуда, наверное, наш вечный и неизбывный страх пред нею; обитатели мрака обретают над нами несправедливую, неправедную власть, пользуясь нашей слабостью и избегая «честного боя».

Часто говорят «страх придал ему силы», или наоборот, «страх лишил его последних сил». Матфей же просто ощущал, что из него стремительно уходит сама жизнь, пресекается дыхание и сердце уже почти не бьётся; всё, что ему оставалось – ждать, судорожно глотая воздух, кое-как проталкивая его сквозь сжавшееся горло.

Хрусть, хрусть, хрусть – и громкое чавканье. Создание – язык не повернётся назвать его «демоном» – плыло, раздвигая мрак, не испытывая ни сомнений, ни колебаний.

Книга не лгала в главном: страх и в самом деле смыл всю прежнюю жизнь Матфея, все месяцы и годы, проведённые в обители, всё, что казалось когда-то важным и нужным. Он забыл о монахах, об отце настоятеле, об узкой келье, даже об отце Мерафе, хотя старик был совсем не злым и к пареньку всегда относился по-доброму. Ничего не осталось и от детских лет, пока ещё жил с родителями, сёстрами и братиками.

Только мамино лицо так никуда и не ушло. Наверное, последнее, что ещё оставалось у Матфея…

Пустота. Великая пустота заполняла его, всеобщее начало и источник. Что в ней? – Первичное яйцо, как утверждали иные старые книги, ныне Матфеем полностью и напрочь забытые? Или, напротив, «первообразы» всех вещей, их исходные идеи, волею неведомых богов – может, и тех, кого именуют Праведными силами – обретшие воплощение?

Исходные идеи. Изначальная душа, оплодотворившая косную плоть. Душа человеческая, величайшая загадка и тайна, что никогда не будет разрешена – именно за нею ведь шло свитое из света и тьмы создание. Именно его пыталось пожрать.

Матфей с сипением втянул воздух, обжигая его внезапной сухостью рот и горло.

– Ты… – Звуки рождались так, словно он сам заживо сдирал с себя кожу. Под языком собиралась солёная кровь. – Ты в моей власти! Ибо я вижу тебя и не страшусь тебя, и ты не причинишь мне вреда!

Как ему удалось выдавить из собственной разрывающейся груди эти слова? Рот Матфея заполнился кровью, удивительно горячая, она потекла по подбородку, и приостановившееся создание, свитое из света и тьмы, закачалось на месте, утробно завывая и протягивая к молодому клирику бесплотные полупрозрачные «руки».

– Ты не причинишь мне вреда! – выкрикнул он, сплёвывая кровью. – Я сильнее! Я… я… прочь, тварь! Прочь, удались! Именем Шестерых заклинаю тебя!

Это само пришло ему на ум.

– Ты, Димме-Эрг, лесной властитель! Твоим именем заклинаю врага твоего и прошу от него защиты!

Демон – если, конечно, это был демон – слегка попятился, глухо рыча. Что издавало звуки – было неясно, потому что ни рта, ни пасти явившееся к Матфею существо не имело.

– Ты, Шаарш-Ге, хозяин пламени подземного, ты, всеобщая Мать Аа-Тенне – защитите и обороните!

Страх смывает прежнюю жизнь. Верно. Ничего не осталось от прежнего Матфея Исидорти, младшего клирика монастыря Праведных сил, а к добру или к худу, нам того знать не дано.

Пока.

Что-то иное, новое, родилось под тёмным небом Беймарнской пущи.