Удивительное путешествие и необычные деяния мистера Сайфера

– А что же твоя война? Стрелять ведь тебе доводилось? – пытливые глаза впились в лицо водителя.

– Было дело, чтоб Garand не заскучал. Однажды в Пусане мы с моим приятелем Энди, Энди Уайтом, были в увольнительной, по форме и при оружии, сидели в маленьком баре в стороне от центра города. Мне нравится острота корейских блюд, но пиво у них дрянное. Там были и наши GI, и союзные корейцы, едва говорящие по-английски, из нас никто не знал корейский более, чем нужно, чтобы заказать еды и пива, но мы старались как-то изъясняться – жестами, рисунками, чуть не песнями; и всё это сопровождалось таким редким и ценным на войне чувством дома и безопасности, что в такие минуты мы были подлинно счастливы, забывая о войне, крови, о тысячетонных несущих смерть горах металла в порту, о том, что твой Garand не даёт тебе никакой защиты от корейской Arisaki, это было что-то вроде семейного торжества, с узкоглазыми парнями вместо родни и друзей, с лапшой вместо индейки, и с соджу вместо клюквенного соуса. Конечно, моя служба в радиорубке не шла ни в какое сравнение с тем, что переживали ребята, уходившие в джунгли, полные змеями и коммунистами, но для меня такие посиделки тоже были днями благодарения пузатым богам Азии за часы умиротворения и покоя. В один из таких вечеров наши с Энди чашечки соджу были прерваны на середине криками и стрельбой, доносившимися с улицы. Все повыскакивали наружу, передёргивая затворы – и GI, и корейцы; в зарослях, чтоб были метрах в ста от нашего бара вниз по улице, было какое-то движение и шум, все мы побежали в ту сторону, стреляя в кусты наудачу. Обстрел продолжался, наверное, несколько минут, а может, и полминуты – время течёт совсем иначе под нестройный аккомпанемент винтовок.

Адамс умолк с таким видом, будто это было органичное завершение истории, и уставился на дорогу. Сиззи сверлил безмолвного водителя глазами одновременно хищника, почуявшего кровь, и любопытного ребёнка. Лицо его было маской алчности, интереса и нетерпения сразу. Нетерпение, впрочем, скоро возгласило свою победу над прочими чувствами вопросом:

– К чёрту твои клиффхэнгеры, чем кончилось это героическое происшествие с опасными коммунистическими кустами?

– Всё пришло к логичному финалу, приятель, – улыбнулся мягко Адамс. – Среди зарослей лежало три тела, крови было много, а вот оружия – не было вовсе. Может, с ними был ещё кто-то, кто скрылся с оружием, может, это были мирные крестьяне, у правосудия нынешней винтовки зрение не лучше, чем во времена древних греков. Документов при них не было, каких-то примет для причисления к одной из воюющих сторон – тоже; наши корейцы их не опознали. Или нам не сказали. В общем, мы немного увеличили число жертв чужой для нас войны. А, я, возможно, стал даже невольным убийцей. Всё же не всякому связисту такое удаётся, а? – добавил он с усмешкой.

– Как на войне случаются более удивительные вещи, так бывают и куда более неожиданные пути стать убийцей, – негромко ответил Сиззи. И добавил, едва заметно повысив голос, – Я так думаю.

– Не сомневаюсь, но печально, когда попусту погибают люди в результате событий, к которым они никаким образом не причастны; ещё печальнее, если сами эти события бессмысленны. А самое печальное, что всё это меня совсем не трогает.

– Я смотрю, не весело тебе служилось.

– Трумэн с Риджуэем меня не веселиться туда отправляли, – с неожиданной жизнерадостностью откликнулся водитель. – Зато я побывал на другом краю планеты, избороздил океан, полюбовался тамошней природой, попробовал экзотичной кухни. Завёл много знакомств. Даже немного научился воевать – кто знает, какие навыки в жизни могут пригодиться. В целом, не так уж плохо для простого парня из Вайоминга, я полагаю.

– Уж конечно, для изнеженного отпрыска почтенных демократов из Массачусетса это было бы куда менее не плохо, – едко ответил Сиззи. – Боже, благослови Америку и её апостолов Трумэна, Риджуэя и Макартура, за то, что они в мудрости своей вполне не плохо устраивают жизнь бедных парней северо-запада, одновременно избавляя новоанглийских юных аболяционистов от прозябания в окопах, которое оторвало бы их от постижения юриспруденции – американской схоластики двадцатого века!

– Аминь, приятель, – Адамс рассмеялся ребячьи звонко. – Но в твоём тоне больше раздражения, чем телевангелистического умиления. Может твоё бытие эти апостолы устроили не так здорово?