Удивительные истории нашего времени и древности

Вспоминаю прошлый радостный год:      тебя повстречал            на речном берегу.Сегодня я снова      пришел на свиданье с тобой,            но не вижу нигде                  друга, понявшего звук.Перед собой      вижу могильный холм —Сердце мое      пронзила жгучая боль.Боль сердца, боль сердца,      сердца боль!Не удержать      невольно текущих слез —Приехал для радости,      почему уезжаю в горе?

Почему над рекою      поднялись тучи печали?!О мой Цзыци!      Мой Цзыци!Нашей дружбе с тобой      нет достойной цены.Обойди я всю землю до края небес —      не с кем будет слова сказать.Песне этой конец,      играть ее больше не буду.И цитра моя из яшмы      пусть с тобою вместе умрет.

Тут Боя выхватил нож, рванул по струнам и, подняв цитру, со всей силой ударил ее о жертвенный камень — разлетелись золотые подставки, яшмовые колки.

— Зачем вы разбили цитру?! — воскликнул ошеломленный Чжун.

Боя ответил:

Нет больше яшмовой цитры, разбита —

      песне не звучать.Ведь если нет со мною Цзыци,      для кого играть?!Когда радостно все, все хорошо      вроде бы все друзья;Но звук постигшего среди них      вовек не отыскать.

— Как все это грустно, как грустно, — проговорил старый Чжун.

— Но скажите, дядюшка, ваш высокочтимый дом находится все-таки в Верхней или в Нижней Цзисяни? — спросил Боя.

— Убогая хижина моя в деревне Верхняя Цзисянь, восьмым домом будет. Но к чему вы снова теперь спрашиваете об этом?

Тогда Боя сказал:

— С горем и болью в сердце своем я не решусь уже последовать за вами в почтенный дом ваш. С собою у меня десять и золота. Половину этих денег позвольте за сына вашего преподнести вам на какое-нибудь лакомство; другая — пусть пойдет на несколько *му жертвенной земли, и будет у вас хоть что-то на должный уход за могилой. Когда я вернусь ко двору, я подам прошение, чтобы мне разрешили оставить службу, и тогда заберу вас с тетушкой в свой скромный дом, где вы проведете положенные вам от неба годы жизни. Я — это Цзыци, Цзыци — это я! Поэтому не считайте меня чужим и не отвергайте мою просьбу.

Тут же, приказав отроку достать золото, Боя собственноручно поднес его престарелому Чжуну и, рыдая, склонился пред ним. Чжун ответил поклоном. Долго еще не могли они расстаться.

Рассказ этот называется «Юй Боя, скорбя о друге, разбивает цитру». Впоследствии, восхищаясь этой дружбой, кто-то написал следующие стихи:

Лицемерный всегда лишь с подобным себе

      дружбу легко заведет,И понявшего звук разве станет искать      тот, кто кичится собой.Не увидит уж больше Боя Чжун Цзыци —      мир он покинул навек,А преданье о том, как он цитру разбил,      тысячу лет все живет.

Алхимики, хвастающиеся своим искусством, похищают серебро

Сами в изношенных шапках,      старых, протертых халатах,А встретят людей — уверяют,      что золото плавить умеют.Что ж для самих-то себя      хотя бы чуть-чуть не наплавят,А тем лишь живут, что за деньги      воду таскают с реки?

Эти строфы написаны *цзеюанем *нашей династии — *Тан Инем. Действительно, есть на свете такие люди. Именуют они себя алхимиками да изощряются в разных хитростях, чтобы надуть жадных и доверчивых людей: уверяют, будто умеют добывать из лекарственных трав философский камень, могут превращать свинец в золото, ртуть — в серебро, что, мол, называется это искусством *«желтого и белого» или «тигельным делом». Им только бы заполучить серебро, якобы служащее «серебром-матерью», а потом при первом удобном случае они скрываются вместе с денежками, и называется это у них «захватить тигель».

Однажды некий *даос, предлагая свое искусство Тан Иню, пристал к нему:

— В вас, уважаемый цзеюань, есть что-то от небожителей и бессмертных, и вам удалось бы это дело.

— Послушай, ты ведь ходишь в одних лохмотьях, и раз уж ты владеешь таким искусством, почему бы тебе не выплавить хоть немного серебра для себя самого? Что ж тут о других заботиться! — не без ехидства ответил ему Тан Инь.