Удивительные истории нашего времени и древности

Решив, что он смеется над ней, Ван сразу же переменила тон:

— Ты понимаешь, что говоришь? Или издеваешься надо мной?

— Вы знаете, что человек я прямой и говорю то, что думаю.

— Гм, даже у ночного горшка два ушка, так неужели ты не слышал, сколько я беру за мою Мэйнян? Да тебя со всем твоим скарбом не хватит на то, чтобы провести с ней хотя бы полночи. Уж лучше как-нибудь отведи душу с другой.

Цинь Чжун изобразил притворное изумление на лице.

— Не думал, что вы так любите похвастать! — сказал он. — И все-таки осмелюсь спросить, сколько же тысяч ланов нужно, чтобы провести ночь с Царицей цветов.

Ван снова заулыбалась — она полагала, что продавец, конечно, шутит, и в ответ сказала ему:

— «Сколько тысяч»? Ну, зачем так много, всего десять ланов чистого серебра, помимо угощения и прочих расходов.

— Вот как. Ну, это пустяки, — заявил Цинь Чжун и, вынув из рукава сверкающий белизной большой слиток серебра, подал его хозяйке: — Этот десятилановый слиток прошу вас оставить себе. — Затем он вынул маленький слиток. — Здесь около двух ланов, — сказал он. — Прошу приготовить на них угощение. Помогите мне, а я до конца жизни не забуду этого и не премину потом доказать вам свое почтение и благодарность.

Когда Ван увидела большой слиток, ей стало жаль упускать его из рук, но в то же время она подумала: не минутная ли это блажь, не будет ли этот продавец потом, когда останется без денег, раскаиваться? Поэтому она сочла за благо на всякий случай предупредить его.

— Тебе, скромному продавцу, — сказала она, — нелегко было скопить эти деньги, и нужно трижды подумать, прежде чем решиться на такое.

— Я уже решил, и прошу вас об этом не беспокоиться.

Тогда Ван спрятала серебро в рукав и сказала:

— Ну, ладно, решил так решил, однако трудностей предстоит еще много.

— Вы ведь здесь главная, какие же могут быть трудности? — возразил Цинь Чжун.

— Видишь ли, у моей Мэйнян бывают знатные да богатые люди, и действительно можно сказать, что здесь «виднейших ученых услышишь в веселой беседе и средь массы гостей не найдешь никого без чинов»; а она знает, конечно, что ты мелкий торговец, и навряд ли пожелает принять тебя.

— Очень надеюсь, что вы уж как-нибудь постараетесь довести дело до желанного конца, а я этого благодеяния никогда не посмею забыть.

Видя, что Цинь Чжун непоколебим в своем решении, Ван сдвинула брови и задумалась. Но вот какая-то мысль пришла ей на ум, и, засмеявшись, она сказала:

— Я придумала, как быть, но все зависит от твоего счастья; получится — хорошо, не получится — не вини. Вчера Мэйнян была приглашена почтенным ученым господином Ли к вину и еще не вернулась; сегодня господин Хуан условился с ней о прогулке по озеру; завтра она приглашена уважаемым господином Чжаном и другими любителями возвышенного и прекрасного на вечер стихов; а на послезавтра уже несколько дней назад ее пригласил на обед сын министра, господин Хань. Так вот, загляни после этого. А пока не появляйся у нас с маслом — так будет лучше. И вот еще что, — вспомнила Ван, — одежда на тебе из простой ткани и ты не походишь на блестящего, богатого посетителя; поэтому, когда придешь к нам в следующий раз, оденься получше, чтобы девицы тебя не узнали. Тогда и мне будет легче что-нибудь придумать.

— Я понял вас, — сказал Цинь Чжун и откланялся.

После этого разговора Цинь Чжун три дня подряд не ходил торговать маслом. Надев на себя поношенное, но еще совсем приличное шелковое платье, которое он купил в зеленной лавке, Цинь Чжун бродил по городу, подражая манерам ученых и знатных людей. Вот уж действительно:

Чтоб в тайны цветников проникнуть,Решил манерам должным обучиться.

Но не будем говорить о тех трех днях. На четвертый день, поднявшись чуть свет, Цинь Чжун сразу отправился к матушке Ван. Явился он туда очень рано — ворота еще были заперты, и юноша решил прогуляться, а потом прийти опять. В монастырь Чжаоцин он не осмеливался идти в таком виде, боясь осуждения монахов, и потому направился к дамбе Шицзин. Прогуливался он довольно долго, и когда вернулся, то ворота дома были уже открыты. Возле ворот Цинь Чжун увидел паланкин и лошадей, а в подворотне — множество слуг. Цинь Чжун был скромным и к тому же сообразительным человеком: он не стал заходить внутрь, а тихонько подозвал к себе погонщика и спросил:

— Чьи это лошади и паланкин?

— Это из дома почтенного Ханя приехали за молодым господином.

Цинь Чжун понял, что тот ночевал здесь и еще не уехал. Тогда он пошел в харчевню перекусить, посидел там и опять направился к дому. Паланкина уже не было. Когда он вошел в дом, его встретила Ван и тут же сказала: