Удивительные истории о бабушках и дедушках

— Так это… было… как же. Я вот маленький чуть не утонул в проруби. Меня младший брат вытащил, а я в два раза тяжелее его был. — Тимофеич немного протрезвел, сразу потянулся за бутылкой. Налил в рюмку водки, сдерживая дрожь в руке, от этого получился мелкий дребезжащий звон стекла. — Как он меня вытянул, непонятно.

— Что тут непонятно. Мы ему и помогли. Ну и Ангелы, конечно! Время твое еще не пришло. Жизнь впереди.

— А еще я в аварию попал. Машину так перекорежило, один металлолом остался. А на мне — ни царапины! Водитель другой машины погиб на месте.

— Ну что, понятно теперь? Специально рассчитывали, чтоб тебя не придавило. Авария — для того парня как раз. Срок его вышел. Понял?

Тимофеич медленно понимающе кивал головой. Задумался. Мужчина накинул пальто на плечи, а Тимофеичу показалось, что это черный плащ развевается у него за спиной.

— Но с теми, кто смерть зовет, у нас строго. — Мужчина прошелся по комнате. — Вы на особом учете. Не цените жизнь, не дорожите ею!

— Гы-гыы, — по-дурацки гикнул Тимофеич, переходя с баса на фальцет, — меня без очереди теперь заберете?

— Чтобы по собственному желанию уйти и греха на душу не взять? Ишь ты! Это заслужить надо! Что ты в жизни такого сделал, чтобы время смерти себе выбирать? Кто достоин этого, может себе лишние десятилетия попросить! И жить без проблем! А ты что скажешь в свою пользу?

— Я все скажу. Я работал честно, для родины старался, детей поднял, дерево, знаешь ли, посадил, и не одно. Жену любил. Аннушку. И она меня любила. Какая женщина была!

Тимофеич поднялся с трудом из-за стола. Шатаясь, добрел до шифоньера, достал портрет. Вот она, Аннушка моя. Гляди! Красавица!

Он положил портрет на стол перед мужчиной. Доплыл до серванта, принес еще бутылку водки и рюмку. Налил в обе рюмки. Кое-как втиснулся на свой стул.

— Не откажите, давайте помянем рабу божию Аннушку. Царство ей небесное. — Слеза навернулась на глаза Тимофеичу. Он выпил, занюхал рукавом, зашмыгал носом. — Я ведь перестал замечать ее красоту. Я вообще перестал ее замечать, гулял, скотина. Она все мне прощала. Все… Когда я увлекся одной… была там из другой бригады, все судачили, она, конечно, все знала. Молчала. Я хотел ей все сказать, уйти, но она переводила разговор на другую тему.

Тимофеич вспомнил, как он наконец осмелился в глаза посмотреть, как сделал тот последний вдох, перед правдой, а жена, как знала, начала разговор о другом. Она всегда так делала, ускользала. Вдруг уезжала к матери с ночевкой, или брала путевку и уезжала с детьми, а вернувшись, ни слова не говорила. Так и не решился он тогда все рассказать, не решился уйти. Не из-за детей. Из чувства вины? Из-за того, что другая, молодая, не прошла с ним те годы, которые никогда не повторятся. Из страха, что молодая бросит? Он не знал ответа.

— Аннушка моя. — Тимофеич гладил портрет. Слезы капали на стекло. Мужчина слушал. Водку выпил. От второй жестом отказался. Тимофеич утер слезы кулаком. Налил и выпил.

Мужчина посмотрел на часы.

— Ладно. Я не исповедь твою слушать пришел. Что с женой случилось?

— Скоротечный рак, саркома. Сгорела за месяц.

Тимофеич посмотрел на мужчину. В его темных глазах вместо зрачков плясали язычки пламени свечей. В полумраке это выглядело зловеще.

— А как звать тебя? — запоздал с вопросом Тимофеич.

— Петр.

«Апостол Петр, — ахнул про себя Тимофеич, — вот уважили». Посмотрел на мужчину, извиняясь всем своим помятым видом.

— Я думал: Смерть в образе старухи с косой придет. А ты вон какой представительный.

— Лично я пришел бы в образе десантника с калашниковым, да не велено тебя пугать. Пришел узнать, можешь ли ты, дед, за свои слова отвечать, или околесицу несешь спьяну.

— Кто пьяный? Я все проконтро… конрто… это… короче… отвечаю… Не нужны мне десятилетия… К Аннушке…

— Для тебя, дед, условие теперь будет.

— Какое условие? — Тимофеич решил держаться до конца.

— Сегодня какое число? Двадцатое февраля. Дам тебе сроку четыре месяца. За это время должен все свои дела привести в порядок. Повидаться с родными. Вспомнить всю свою жизнь. Самому себе признайся, что хорошего сделал, что плохого. Не обязательно итоги подводить после смерти. Подведи сейчас.

От количества спиртного или от того, что Смерть его не забирает прямо сейчас, Тимофеич расслабился. Хотел даже пошутить: «Подождите, я запис-сываю». Но язык не слушался, а мужчина продолжал:

— Если найдешь, что исправить, будешь жить и исправлять. Не найдешь — заберем. Запомни — четыре месяца. А сейчас закрой глаза! Вспомни детство, мать, отца, братьев и сестер, жену, детей, внуков, собери всех мысленно за одним столом.

— Эт-то можно… — с легким вздохом улыбнулся Тимофеич и мгновенно заснул.

Мужчина оглядел комнату, потушил свечи и вышел тихо, плотно прикрыв за собой дверь. На крыльце он остановился, натянул вязаную черную шапку, выкурил сигарету. Он все время щурился, у него были линзы, от них глазам холодно на морозе. Он бросил окурок на снег, посмотрел на часы, усмехнулся сам себе, вышел через калитку и исчез в темноте деревенской улицы.