Удивительные приключения запредельно невероятной, исключительно неповторимой, потрясающей, ни на кого не похожей Маулины Шмитт. Часть 1. Мое разрушен

Слышу смех грузчиков, чувствую черепашьи лапы на груди, вижу изнутри свои закрытые веки, кроваво-красные на солнце. Дыши глубже, говорю я себе, держи всё под контролем. Ты ведь просто девочка, и солнце светит. Я твержу себе: «Какао, какао, какао». Ведь если Мяв вырвется сейчас на свободу, может что угодно случиться: может, новая квартира обрушится, синих дядек вышвырнет на улицу, с кустов облетят листья, деревья от крика согнутся до земли, у машин включится сигнализация и треснут стёкла, и маме потом придётся идти к соседям и объяснять, что её маленькая Паулина – на самом деле Маулина, принцесса Мау, у неё бывают приступы Мява, Ужасного Мява, Дикого Мява, Истошного и Неистового, да, такое бывает, но страшного в этом ничего нет и вызывать полицию совершенно ни к чему.

В НАШЕЙ квартире, на НАШЕЙ улице это знал каждый, а здесь приходится всё начинать сначала.

Глава 4

Сердце кита

Герр фон Мюкенбург ободряюще кладёт мне руку на плечо, и я говорю:

– Паулина.

– Паулина Клара Лилит, – говорю я. И чуточку тише рычу вдогонку:

– Паулина Клара Лилит Шмитт.

Два балбеса в первом ряду ухмыляются, как будто это смешно – иметь такое имя. А это совсем не смешно.

– А где тут имя, где фамилия? – спрашивает весельчак из первого ряда.

Герр фон Мюкенбург отвечает:

– Шмитт – это, несомненно, фамилия.

Да, Шмитт, думаю я. Не Шмитт-Лилит или Лилит-Шмитт. Лилит – это имя, такое же, как Клара или Паулина. Имён у меня целых три, спасибо большое. И вишенкой ко всему этому великолепию – Шмитт. Просто Шмитт. В фамилии ничего изменить невозможно. Даже родителям это не под силу. Она уж какая есть. Но суть вот в чём: если к самой обычной, рядовой фамилии добавить три необычных имени, она всё равно красивей не станет. И пусть мама и Тот Человек

, чьё имя я больше не произношу, дали бы мне хоть пять имен, вроде Гретель или Филиппина, Роза, Скарлетт, Рюбецаль – фамилия-то останется Шмитт. Просто Шмитт. Такая до тошноты обычная фамилия; в этом городе Шмиттов, наверное, четыре тысячи восемьсот шестьдесят семь человек. Ну, примерно. Родителям явно хотелось создать совершенно особенный экземпляр рода Шмитт, раз они наградили меня аж тремя именами вместо одного.

Когда я над этим задумываюсь, то снова чувствую щекотку в пятках и под коленками, в них шевелится лёгкая ярость: я, значит, насовсем прикована к этим именам, придётся вечно таскать их за собой, а у меня уже сейчас спина болит!

Вот и получается, что на перемене все давно уже убежали во двор, а я торчу в классе и вывожу свои метровой длины имена на листочке с контрольной, – все три имени плюс Шмитт. «Дорогая Паулина Клара Лилит» – кто напишет такое в письме? Как всё это поместится в строчку «кому» на конверте? Может, мне весь почтовый ящик своими именами обклеить? А у входной двери вместо таблички постер повесить?

Кто будет вырезать столько букв на дереве, если влюбится в меня? Кто будет рисовать вокруг них сердце? И что это будет за сердце? Сердце слона или синего кита? И вечно этот вопрос: а тебя вообще-то как зовут?

– Так как тебя зовут-то? – тут же квакает один из придурков на первой парте.

Чтобы не взорваться, я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, потом выдох и усердно представляю себе какао.

Только не здесь! В школе – больше никакого Мява! Я поклялась себе в этом, после того как однажды со школьного спортивного праздника меня забрала скорая, потому что накативший приступ грозил оглушительным взрывом. Потом ещё несколько недель все только об этом и говорили, а завидев меня, надували щёки и издавали звуки, как будто что-то лопнуло.

– Паулинакларалилитшмитт, – рычу я. – Я же сказала.

– Да, но как нам к тебе обращаться? – спрашивает герр фон Мюкенбург, дружелюбно улыбаясь и поглядывая на меня поверх очков.

– Паулина, – бурчу я.

Так меня всегда называет мама. Ну, или почти всегда. Иногда она говорит «Паули» или «Маули-котаули», но это специмена для спецситуаций. А Клара и Лилит – для воскресных дней. Просто украшения, ненужные погремушки, пользы от них никакой, один вред. Мне что, заняться больше нечем, кроме как вечно тратить время на писанину, втискивая их на листочек?

– Ну что ж, Паулина, садись, пожалуйста. Вот сюда, рядом с Яннисом, – герр фон Мюкенбург показывает на свободное место у окна. Я нервно переминаюсь с ноги на ногу, потом бреду к окну, бросаю рюкзак на пол и сажусь на стул. А Яннис подмигивает правым глазом и прищелкивает левым уголком рта. Ну вылитый монстр в пещере ужасов на ярмарке. Эх, укусить бы его за руку! Но я просто достаю из рюкзака самую большую книгу, ставлю её перед собой и кладу голову на стол – прячусь за ней. Спокойно, Паулина, спокойно, Маулина.

На перемене я стою на школьном дворе. По-моему, он ещё противнее, чем в моей старой школе. Оглядываюсь – вокруг сплошные жабы и гномы, мне на них плевать с высокой колокольни. Ещё и пялятся, будто на мне усы выросли или цветочки на голове. Наверно, сюда уже тыщу лет никто новенький не приходил, отсюда все только сматываются, это я очень понимаю.