Удивление перед жизнью

Кстати замечу, пока не забыл. Играли мы скетчи. И вот однажды утром пьем с отцом жидкий чай, прикусывая дольками коричневый постный сахар, который я сам сварил. Отец просматривает газету «Северная правда», я — мечтаю. Кончив читать, отец бросает мне через стол газету и спокойно произносит: «Тут о тебе, прочти». И я… Это надо было перенести: не дрогнув (отец был добр, но лишен сентиментальности), читаю ужасную рецензию на свои драматургические опусы. Как только не бранил меня рецензент, какими только словами не обзывал (вероятно, и поделом)! У меня, к сожалению, не сохранилось ни одного моего сочинения тех лет, но если бы они и уцелели, вряд ли я мог бы их представить кому‑либо в порядке оправдания. Я вернул отцу газету, не произнеся ни слова. Он не требовал комментариев и не излагал их сам. Мы продолжали пить чай молча. Через несколько минут отец оделся и ушел на работу, а я стал варить суп и крутить через мясорубку распаренную пшеницу — основное наше питание того времени.

Много лет спустя, после долгих мытарств и странствий, о моих пьесах стали писать и хорошие отзывы, иногда даже превосходные. Жаль, что отец не дожил до этого. У меня всю жизнь чувство, будто я себя перед ним не реабилитировал. Впрочем, он и самую хорошую рецензию обо мне прочел бы так же спокойно и так же не сказал бы ни слова, ну разве бросил бы коротко: «Врут, наверно…» Но в душе у него, может быть, было бы хорошо. А тогда, видимо, было скверно.

С концертной бригадой Дома офицеров мы выступали не только в Костроме, но ездили и за ее пределы, иногда и далековато.

Так, однажды занесло нас в Пошехоно — Володарск. Я уже давно прочел «Пошехонскую старину» Салтыкова — Щедрина и, откровенно говоря, думал, что страна эта давно исчезла. А мы туда едем! Не чудо ли? Разве не интересно — Пошехонье! Как назло, в утро того дня, когда мы должны были выйти из Рыбинска в Пошехоно — Володарск на пароходике, на Рыбинском водохранилище (его даже называют важно — Рыбинское море) разыгралась буря, и наше суденышко ни под каким видом нельзя было отправить в путь. Мы страшно злились и кричали:

— Давайте поедем! Подумаешь, буря и волны! У нас вечером концерт, не успеем! Нельзя же опаздывать! Там ждут зрители!

Актеры — народ необъяснимых свойств. Я знаю тьму примеров их самопожертвования. На моих глазах на спектакле «Ромео и Джульетта» у Ольги Ивановны Пыжовой, игравшей кормилицу, сделались ужасные судороги ног, она не могла шевельнуться, стонала от мучительной боли, глаза ее готовы были выскочить из орбит. Но впереди был последний акт. Когда ее спросили: «Вызвать “скорую помощь”?» — она дрожащими губами прошептала: «Доиграю». Ее вынесли на сцену, устроили на полу в лежачем положении. Пошел занавес, и Ольга Ивановна, как будто ничего не произошло, отчетливо и темпераментно доиграла спектакль, не двигаясь с места, а «скорая помощь» уже ждала ее у служебного театрального выхода.

Мне рассказывали, что известный актер Малого театра Рыбников (я еще застал его и видел в нескольких ролях) в силу каких‑то причин не успел сойти с очень высокого станка во время чистой перемены, когда декорация меняется в темноте — чаще всего это делается при помощи поворотного круга, — и мог очутиться перед глазами зрителей, чего по ходу действия никак не полагалось. Рыбников бросился со станка в кулисы, сломал ребро, но спектакль доиграл.

Или вот совсем недавно я видел любительский спектакль в маленьком городке штата Канзас в Соединенных Штатах Америки. В этот день в городе справлялся ежегодный праздник, посвященный деревьям — кленам. История возникновения этого праздника мила и нежна, и я коротенько передам ее так, как мне рассказали. Когда‑то, в те времена, когда это был даже не город, а поселок, мимо него проходил товарный поезд с деревьями, предназначенными для посадок, и совершенно случайно один вагон с саженцами оказался отцепленным и остался около поселка. Жители не знали, как поступить с деревцами, которые должны были тихо погибнуть в вагоне, так как вернуться за ними никто не собирался. И тогда они, жители селенья, решили высадить все клены — это были именно клены самых разных пород — вдоль своих улиц, во дворах и даже попытаться создать рощу, и дружно, всем миром, как у нас говорят, принялись за работу. Видели бы вы сейчас эти могучие деревья! Сказка! Краса города! Праздник справляется осенью, когда листва кленов пылает оранжевыми, красными, желтыми, золотыми кострами в синем южном небе Канзаса. Поверьте мне, мощь кленов и неисчислимое богатство оттенков листвы создают такое буйство цвета, что дух захватывает от восторга.