Удмурт из Медельина

«Аузу била мина-шайтан-и-раджим. Да спасет меня Аллах от козней шайтана».

Двойная игра, ставшая вдруг даже тройной — злила и раздражала его, он чувствовал себя нечистым — но что делать.

…

В своей квартирке собирался Конради. Он распечатал пакет с новенькой, взятой с посольства одеждой — там точно не будет маячков. Принял душ, почистил зубы. Посмотрел на себя в зеркало… Ему не понравилось то, что он там увидел, и не нравилось давно.

Другой рожи у меня для вас нет.

Телефон он оставит его дома — блимкал, принимая сообщения, в числе которых были кодированные. Он просмотрел их, потом по привычке зашел в почтовый ящик — пришла пресса. В Лондоне он по привычке покупал бумажные или традиционные газеты, в Москве, по понятным причинам, это было невозможно, и он перешел на электронные. Газета для англичанина так же важна, как и клуб. Демократия в Великобритании формировалась еще и благодаря обычаю отправлять письма в газеты.

Глаза привычно натолкнулись: — «Очередные санкции в отношении России», «Новые данные по делу Скрипалей». «Возможно новое слушание в Парламенте».

Конради был профессионалом и относился к санкционной практике и в целом к британской политике в отношении России глубоко скептически. Он не раз сообщал в центр, что санкции не только ничего не дают, но и способствуют озлоблению населения. В России практически нет прозападных политиков, хотя бы и потому, что им нечего предложить избирателям. Запад не протягивает руки. Если вводятся санкции, должна быть и стратегия их отмены, причем выполнимая, иначе в санкциях нет смысла. По его же взгляду из Москвы — взгляду англичанина — санкции вводились только для того чтобы показать — мы не такие, как вы, и мы ненавидим вас за то, что вы такие, какие есть. Это неверная политика. Вдвойне опасная в отношении ядерной державы. Но даже без ядерного оружия — она тупиковая, потому что предполагает, что русские должны измениться. А этого не случится. Господи, они потратили столько денег, времени, жизней чтобы изменить Ирак, а он, если и изменился, то не в лучшую сторону. Неужели это ничему нас не научило, а?

Особенно опасными он считал надежды на русскую молодежь. Он не раз отправлял в лондонский центр тревожные донесения. Насчет их лидера… он проходил как «Мистер Н.» в отчетах. Он слышал его политическую дискуссию — и пришел к выводу, что он, в сущности, ничем не отличается от действующего президента и от длинного ряда других правителей России. Он говорит о свободе — но он не понимает смысла этого слова. Мистер Н. считал, что прав только он и его сторонники, а другие неправы, и живут неправильно. И он, как и большевики, считал, что тем, кто живет неправильно — надо начать жить правильно — или не жить вовсе. Чем жить неправильно, лучше не жить вовсе — размышления русских нигилистов и исламских боевиков. Он это прямо не говорил, но в выступлении это чувствовалось. И он — русский националист, причем из довольно радикальных. Человек, вооруженный идеей.

А остальная русская молодежь… Кто-то ищет спасения в прошлом, мечтает о восстановлении СССР. Он сообщал и об опасной популярности в стране Джо Сталина, зловещего диктатора времен Второй мировой, отправившего полстраны в ГУЛАГ. Постоянная, не прекращающаяся дискуссия о Второй мировой — при том, что русские в ней победили! То, что в СССР было семь лидеров и русские выбрали самого худшего, жестокого и опасного из них (не Ленина даже!) — говорило о многом. Ленин хотя бы был оригинальным политическим мыслителем. Сталин — просто кровавым террористом на русском троне.

И лечить это санкциями?

Но его не слушали. Просто не хотели слушать.

Блямк… — чайник вскипел.

Чай он тоже вынужден был пить из пакетика — но хотя бы настоящий британский. Привезенный оттуда, из Лондона, который в его нынешнем виде он ненавидел, но вынужден был мириться. Он в который раз уже подумал, что после того как оставит службу — он уедет. Как и многие уезжают. Не просто так многие горько шутят: настоящий Лондон сейчас находится в Аделаиде.

Черт бы всё побрал…

Подтянув сумку, в которой он привычно таскал с собой проспекты новой лондонской застройки, он в который раз уже подумал: какого, б…, черта? Что мы творим и во имя чего? Мы говорим о том, что русские — подонки, и одновременно, поощряем их быть подонками…

…

Собирался и подполковник Сашко.