Угль, пылающий огнем

Издательство «ОГИ» готовило книгу от всей души — без малого полтысячи страниц, на прекрасной бумаге, с обилием воздуха на страницах и с прекрасным портретом на обложке. С. И. держал в руках ее макет, искал опечатки, волновался из-за мелочей в оформлении, — одним словом: предвкушал. Но выхода книги он, увы, не дождался.

…31 марта, примерно в полпятого вечера, он тихо оделся и, вопреки обыкновению, один и даже не предупредив Инну Львовну (она в этот момент говорила по телефону), вышел во двор. Стояла самая нелюбимая им погода — пасмурно, моросящий дождь. Невелико расстояние от крыльца до калитки, он его одолел и отправился в обратный путь, — но до крыльца уже не дошел.

Инна Львовна закончила разговор и почти сразу же хватилась его… Пошла искать — в доме нигде нет, вышла на крыльцо — и сразу же увидела лежащее тело, лицом вниз, головой к дому. Лицо уже холодное, но тело еще теплое: смерть, видно, наступила только что и все произошло мгновенно, в секунды: иначе он бы вынул из кармана дубленки нитроглицерин или попытался бы это сделать. С места она его стронуть не могла, позвала на помощь соседа и сторожа из Музея Окуджавы.

7

…Можно себе представить, каково пришлось Инне Львовне — отныне вдове, очень больной и очень эмоциональной женщине. Разрешение на захоронение на Переделкинском кладбище, поиск участка под могилу, похороны, поминки — все это дополнительные испытания, каждое из которых могло не выдержать и ее сердце. Выдержало, но сразу после девятидневья ей пришлось лечь в больницу, где она хоть немного, но пришла в себя.

А 26 апреля, уже в Переделкино, в осиротевшем доме, к ней вернулись стихи, и она написала триптих:

УХОД

1

Ты всегда говорил мне: молись и верь!Говорил мне, как на беду.Ты бесшумно ушел, как уходит зверь,И нашла я тебя в саду.

Ты бесшумно ушел, как уходит лев,Не желая почить в норе.И нашла я тебя между двух дерев,Я нашла на снежном дворе.То ли первый снег, то ль последний снег…Смерть не знает про календарь.Ты пришел на землю, как человек,И ушел, как праведный царь.

2

Сорок дней дышу я, как в дыму,Около огня.Сорок дней душа твоя в домуОколо меня.

Для тебя и рюмка, и калач,Весь в поминках стол.Сорок дней мне говоришь: не плачь,Волю я обрел.Волю ту, что я имел в обрез,Будучи живым, Не горюй!Я здесь! Я не исчез!Только стал незрим.

3

…Но исчез. Так, наверно, исчезла Эллада,Мне оставив в наследьеГул порывистого стихотворного лада,

Чья волна — междометье,Чей глагол — быстрый парус, ветрами надутыйИ словами Гомера.Все осталось: и место, и вплоть до минуты —Даже времени мера.Так что плакать не надо, не надо, не надо!Ты исчез, как Эллада.

Переделкино, 26 апреля 2003 г. 8

…Свое последнее по времени стихотворение Семен Израилевич написал в 2001 г., когда ему уже было 90 лет. Не приходится удивляться тому, что оно о смерти — еще не прощание, но уже взгляд в ее лицо:

Надеясь умереть без боли,То в жар бросаясь, то в озноб,Я то ли задыхаюсь, то лиЗаказываю гроб,

То говорю себе: ты мелочь,Свою тревогу заглуши,И пусть наступит онемелостьИзмученной души.Твоя беда не в том, что грешен,Что свой оберегал очаг,А в том, что был ничтожно взвешенПочти что каждый шаг.Страшись: твой главный час настанетДля истинного бытия,Но на тебя, увы, не взглянетВсевышний Судия.

Как и каждый человек, С. И. боялся смерти как страдания, и его такая легкая — и такая мгновенная — смерть была ему как бы высшей наградой за такую тяжелую — и такую долгую — жизнь.