Угловой дом

Анна Михайловна вздохнула:

— Мы только что сели за стол… Ешьте… Хорошая картошка уродилась. — Она знала характер своей сестры и не желала новых споров за праздничным столом.

— Попробуем! — Старуха положила на тарелку несколько ломтиков телятины и с неудовольствием начала есть.

К еде, кроме Альбины Михайловны и ее дочери, никто не притрагивался. Все смотрели, как они едят. Дочь, аккуратно отделяя прожилки и жир, нарезала телятину на маленькие кусочки, мать, цепко зажав в руке вилку, откусывала прямо от ломтя, казалось сглатывая непрожеванные куски. Наше молчание явно не пришлось ей по душе. Она обратила свой взор на зятя:

— Что, Василий, барином стал? Уже приехать в город время не выберешь? Телевизор кто обещал починить?

Василий Петрович начал оправдываться:

— Никак не мог… Вот управились с уборкой, теперь приеду, не сердись.

— Не уборка, так еще что-нибудь, вечно отговорку найдешь!

Извиняющийся тон отца и настырность тетки возмутили Ларису:

— Испортился телевизор, звоните в мастерскую. Раскошельтесь — и починят. А отца нечего ждать!

— Говорила я тебе, Анна, не заводи второго ребенка! А теперь слушай речи твоего последыша!

У Ларисы от обиды задрожали губы.

— Приезжают тут!.. — бросила она и выбежала из комнаты.

Слова Ларисы неожиданно вернули мне хорошее настроение. Майя и Василиса откровенно заулыбались, лишь у Анны Михайловны беспокойство не исчезало из глаз, и она растерянно смотрела на сестру.

— Так-то, Анна!.. За такие слова надо было дать ей по губам! Но какие из вас воспитатели?

Василий Петрович как будто ждал этих слов. Ему не давала покоя мысль, что его любимица убежала в слезах. Он встал и направился к двери.

— Что, Вася, решился наказать грубиянку? — съязвила дочь Альбины Михайловны. — Могу помочь!

Ирина, как и мать, называла тетку и ее мужа только по именам.

Василий Петрович молча вышел. Все понимали, что он и не думает наказывать дочь. Только мой сын засомневался и выбежал вслед.

Я ел остывшие оладьи, макая их в сметану. Сестра моя Тайра красиво, по-бакински, разрезала арбуз, который как цветок раскрылся на блюде. Крепкую сочную сердцевину она разделила поровну, одну половину положила на тарелку Анны Михайловны, а другую — ее сестре и сказала, обращаясь к Альбине Михайловне:

— Двери дома вашей сестры всегда открыты гостю. Его и покормят, и напоят, и обогреют ласковым словом. Счастлив человек, у которого такая сестра!

— А мы вовсе и не родные сестры, — бросила скороговоркой Альбина Михайловна, не глядя на Тайру.

Моя сестра была готова к любым неожиданным и неприятным словам, вылетавшим из этого рта. Но, услышав такое, она совершенно растерялась:

— Как не сестры? Разве вы дети не одной матери?

— Одной матери, да разных отцов!

— Но ведь вы обе Михайловны!

— Я приехала сюда отдыхать, а не рассказывать родословную, — оборвала она обычно совсем не любопытную Тайру.

— Но обращайте внимания на мою сестру, — тихо, но твердо сказала Анна Михайловна. — С нею иногда случается такое. И мать-покойница у нас была одна, и отец, царство ему небесное, — и начала собирать со стола посуду.

И в прошлое лето однажды возник такой же разговор. И так же, как теперь, Анна Михайловна урезонила сестру.

Из-за стола поднялась высокая Василиса, переколола толстую косу в тугой пучок и, ни к кому не обращаясь, проговорила:

— Ну как же крестная может признаться в родстве с нами? Мы — деревня, а она — городская. Мы тут в земле копаемся, с грязной картошкой возимся, а она у нас дачница. У них кожа нежная, а у нас руки огрубели. — Она показала ладони с толстыми пальцами.

— Ничего, и с такими руками любят, — улыбнулся все время молчавший сосед Василисы, Сергей.

Альбина Михайловна зевнула и тоже поднялась:

— Хорошо бы часок соснуть, а то по ночам бессонница мучает.

Встала и Ирина:

— Чем слушать пустые речи, лучше пойти полежать. Кому нужна любовь всякой шантрапы.

Ирина берегла этот камень напоследок.

Анна Михайловна и Тайра, не слушая споров, убирали со стола.

Василиса и Сергей отправились с тачкой, на которой стояли большие бидоны, к колодцу.

Мимо Тайры, вытиравшей вымытую посуду, прошла на террасу Ирина с двумя раскладушками. Следом за нею вошла Альбина Михайловна, сбросила кружевную накидку с горки подушек, выбрала две помягче, но, прежде чем пройти на террасу, обратилась к Тайре:

— Ты хвалишь Анну, а она тебя оставила одну мыть и вытирать посуду. Вот так ты оплачиваешь гостеприимство!

— Меня никто не заставлял, я сама вызвалась. В таком большом доме всем дела хватит.

— Работа знает, кого любит!

И вышла на террасу.

* * *

Обогнув за околицей утопающее в зелени и цветах деревенское кладбище, мы ступили в лес.