И вот по прошествии семи лет тщательной конспирации я был вынужден раскрыться, чтобы прийти на помощь своему брату (простите, но язык не поворачивается называть его клоном или копией), волею судьбы угодившему в плен к творцу самого безумного М-эфирного мира – Черной Дыры. Я грубо ослушался приказа хозяина и позволил Белкину Второму и его подруге сбежать в Менталиберт. После чего неминуемо должна была сработать директива самоуничтожения, «вшитая» в меня, подобно тем якобы ядовитым ампулам, что вшивались полвека назад под кожу алкоголикам и выполняли функции этакого дамоклова меча, который карал пациентов, если у них в крови начинал циркулировать разъедающий стенки ампул спирт. И хоть, по слухам, никакой отравы в них не было, многие их носители, истово уверовавшие в постулат «Будешь пить – умрешь!» и все равно не переборовшие тягу к спиртному, действительно умирали, отравленные разве что чересчур мощным самовнушением.
Платт основательно пропитал меня ядом моих же сомнений, но убить ими робота было невозможно. Это могла сделать лишь вышеупомянутая директива, которая на поверку оказалась обычным блефом. Вместо того чтобы уничтожить меня и мое загрузочное досье, мнимая функция самоликвидации всего-навсего послала хозяину предупредительный сигнал о свершенном мной проступке. На что Платт, к слову, весьма скоро отреагировал и, оставив все свои дела, прибыл на место преступления – в карантинный блок. Где и застал меня, покорно ожидающего неотвратимого наказания.
– Я чувствовал, что рано или поздно это все-таки случится, – подытожил Морган, выяснив всю подноготную и мотив учиненной мной измены. – Как ни прискорбно, Людвиг, но твое сегодняшнее поведение лишний раз доказывает мою теорию о неисправимости закоренелых преступников.
– Никакой я вам не Людвиг! – возразил я тоном, которым не разговаривал с Платтом больше шести лет. То есть с того самого дня, как принял решение унять гонор и во всем подчиняться хозяину. – Меня зовут Арсений Белкин, и вы об этом прекрасно осведомлены.
– Хорошо, пусть будет так, – неожиданно согласился креатор и спросил: – И чего же ты теперь от меня ждешь, Арсений?
– Того, что вы обещали, если я хотя бы раз пойду наперекор вашим приказам, – признался я. – Вы выведали все подробности. Факт саботажа налицо. Остается только привести давно вынесенный вами приговор в исполнение, за чем, полагаю, дело не станет.
– И у тебя нет желания попросить у меня прощения?
– Я не вижу на то веской причины. Во-первых, я не настолько дорожу своей жизнью, чтобы унижаться перед вами, умоляя сохранить ее. А во-вторых, как бы вы ни расценивали мои действия, я все равно считаю, что поступил правильно, и потому не обязан извиняться. Мой брат, которому я позволил сбежать в Менталиберт, любезно подарил мне свои воспоминания. Поэтому теперь я в курсе, что, задерживая ваших пленников, вы выступали невольным пособником мафиозного картеля, а я помог его жертвам спастись. Так на чьей стороне теперь правда: на вашей или моей?
– Тебе хорошо известно, Арсений, что правда в Поднебесной всегда была и остается на моей стороне, – безапелляционно заявил Платт. – Вот поэтому я готов принять во внимание выдвинутые тобой смягчающие обстоятельства и не подвергать тебя наказанию. Будем считать, что мы оба виноваты в том, что здесь произошло. Однако я при всем желании не могу закрыть глаза на то, что твой, как ты выразился, брат снабдил тебя своими воспоминаниями и аннулировал результат той кропотливой работы, какой мы занимались с тобой все эти годы. Я имею в виду наши эксперименты по перевоспитанию Арсения в новую личность, искореняя преступные наклонности Белкина путем абстрагирования его от привычного человеческого естества. Уверен, еще пять-шесть лет, и ты стал бы совершенно другим либерианцем. Но, увы – один непредвиденный фактор, и все пошло насмарку… Хотя помимо этого фатального стечения обстоятельств случилось еще одно, и, к счастью, удачное. Благодаря ему я заполучил воистину уникальнейший материал для исследования, в сравнении с которым твое загрузочное досье выглядит – прошу, не обижайся, – все равно что дешевый бульварный романчик рядом с библией издания Гуттенберга… Впрочем, тебя это уже не касается. Ты не оправдал моих ожиданий и снимаешься с опытов.
– Чтобы отправиться в небытие?