Угол падения

— Любить по-разному можно. На меня собственная сила давит, поэтому все маленькое и слабое вызывает потребность защищать. А чтобы кайф сильнее был, я эту потребность не распыляю, а концентрирую на одном объекте.

— Я не знал, Барышев, что ты такой философ.

— А ты думаешь, что иметь мозги — твоя привилегия? Всякий дурак иногда бывает очень мудрым. Так что ты дурить кончай. Пойдем в коттедж, представители власти уже убрались со своим трофеем, завтра с утра и мы двинемся. Отдохнули, нечего сказать.

— Да, все правильно, все хорошо, только жить почему-то не хочется.

— А ты живи. Ищи, ради Христа, свою истину. Может, ты и есть пророк в своем отечестве. А? — Барышев слегка подтолкнул Алексея в бок. — Ну что, мир?

— Сам не знаю. Я так сразу не могу.

— А ты попроще. Теорию разумного эгоизма все в школе изучали. Если тебе хорошо, то и другим нормально.

— Что-то я сомневаюсь в правильности твоего изложения. Надо у жены поинтересоваться, что она там преподает.

— Сашку ты зря обижаешь. Повезло тебе, а ты ее все время вроде как золотую монету на зуб пробуешь: настоящая или нет. Может, хватит?

— Все, сдаюсь! Достал ты меня, честное слово.

— Пошли в картишки перекинемся. Это у тебя здорово получается.

— Должен же и я какие-то таланты иметь.

— Ладно прибедняться. Ты, как красивая девка, на комплимент, что ли, напрашиваешься?

— А ты только гадости умеешь говорить?

— Это лучше у моей жены поинтересоваться, чего я там умею говорить.

Так, подкалывая друг друга, они добрели до своего коттеджа. Там уже царило оживление. После того как исчез источник напряжения, людей охватила эйфория. Кто-то уже сообразил накрыть злосчастный угол чистым полотенцем, кто-то собирал с народа деньги на поход в местный бар, кто-то тащил к столу продуктовые запасы. У Леонидова возникло впечатление, что сотрудники «Алексера» собираются праздновать удачно провернутое дело. Алексея замечали, но делали вид, что ничего не случилось. Он тоже сделал вид, что принимает правила игры, и пошел искать Александру.

Жена сидела в их номере в кресле с какой-то книжкой в руках и делала вид, что читает. По ее щекам стекали слезы и капали вниз, оставляя следы на серой бумаге. Саша молчала, старательно листая страницы. Сережку она отпустила, и он убежал к детям, но реветь в голос Александра стеснялась. Алексей стремительно выхватил у нее книгу, шлепнулся на колени возле кресла и уткнулся головой в Сашин согретый мягким шерстяным свитером живот.

— Саш, ну не реви. Прости, а? — Он поднял лицо, по-собачьи пытаясь заглянуть в ее мокрые испуганные глаза.

— Ты меня совсем-совсем не любишь? — хлюпнула она.

— Ну вот, опять. Люблю. Тысячу раз сказать? Хочешь, буду здесь сидеть и бубнить: люблю, люблю, люблю, пока не охрипну? Тебе легче будет?

— Легче, — по-детски протянула Саша.

— Я начинаю. Люблю, люблю, люблю, люблю… — Он перевел дыхание.

— Что ж ты остановился?

— Жду, может, ты меня пожалеешь. Разве недостаточно знать, что я могу сделать то, что пообещал? Ведь если мужчина обещает всю жизнь носить женщину на руках, не заставит же она его в конце концов надорваться? Если любит, конечно.

— Ладно, Лешка, ты всегда вывернешься. — Саша перестала реветь, вытерла лицо подвернувшимся под руку полотенцем и потянулась за зеркалом.

Алексей перехватил ее руку, прижался губами к холодной шершавой коже.

— Сашка, я больше не буду.

— Будешь. Через день опять все начнется снова: ты будешь злиться, говорить гадости, а я прощать.

— Ты добрая, а я злой.

— Ты злой, пока я остаюсь такой доброй и пока тебе все это позволяю.

— Не позволяй.

— Бить тебя, что ли?

— А я сильнее.

— Что? Да мы с тобой почти одного роста!

— Почти не считается. К тому же у меня мускулы.

— Ну-ка, где там твои мускулы? — Саша попыталась повалить мужа на постель.

— Не дергайся, женщина. — Алексей быстро перевернулся вместе с ней, оказавшись сверху и прижав всем телом Сашины плечи. — Можно тебя поцеловать?

— Ты же меня держишь. Целуй.

— А насильно неинтересно. Я хочу знать, что ты меня простила.

— Простила. — Саша вывернулась и потянулась к его губам.

Они целовались нежно и долго. Алексей терся носом о нежную, прохладную кожу и вдыхал, вдыхал родной любимый запах. И тут в дверь неожиданно постучали.

— Не откроем? — шепнула Саша.

— У нас еще вся жизнь впереди. — Алексей чмокнул ее в нос и спрыгнул с кровати.

В дверях стояла засмущавшаяся вдруг Анечка Барышева.

— Помешала?

— Почти. Заходи, помириться мы все равно уже успели.

— Ой, а я подумала, может, вы голодные? Там ребята на стол накрывают.

— Мы в столовую ходили, старший лейтенант сжалился. Разве только за компанию.

— Чайку попьете.

— Попьем. Сейчас. — Алексей покосился на Сашу. Она поспешно припудривала нос и подкрашивала губы. Анечка извинилась еще раз и исчезла.

— Сашка, кончай марафет наводить, там никого нет во фраках.

— Хочешь, чтобы все знали, что я ревела? — Она наконец встала и подтолкнула мужа к дверям.

Они тихонечко прошли к столу. В углу дивана сидела Ирина Сергеевна, рядом с ней оставалось пустое пространство. Алексей решительно протиснулся к ней.

— Не прогоните?