Угрюмый город

— Осторожны! — возмутился Денис. — Это вы называете осторожны?! О том, как они зацепили Николая, я уже промолчу: видели, что товарищ не из робких, видели, что не праздно шатается — занят делом, видели, что дело конфиденциальное, — так нет же, пусть все немедленно бросит, им с ним «пагаварыть» нужно. Но, допустим, тогда они чувствовали свою безнаказанность: их трое, он один, они вооружены, он, как им казалось, нет. А как вам пацан понравился, которого я ранил?! Я держу его на мушке, а он медленно так, хладнокровно — очень осторожно — поднимает пистолет, как будто это игра, как будто я мишень в тире! Я, в отличие от него, цивилизованный человек, вы точно подметили, Я понимаю, что оружие не игрушка, а люди не мишени, я понимаю, что нельзя просто так стрелять в того, кто тебе не нравится. Но знаете, о чем я иногда подумываю? Ведь эти ребята на самом деле не такие дикие, какими хотят казаться. Всеми благами цивилизации — теми же пистолетами, а то и «стингерами» — они пользуются с удовольствием и весьма эффективно. И образ мыслей «цивилизованного» человека им понятен. Мне с детства привили первобытный ужас перед анархией. Только районный нарсуд, самый гуманный в мире, решает, кого казнить, кого миловать; без приказа сверху насилие применять нельзя. Даже если ситуация требует, нельзя — и все! Иначе цивилизация рухнет. И вдолбили мне это крепко: и словом и палкой — всеми доступными средствами. Вот почему наш юный джигит такой храбрый: он понимает, что в споре со мной не оружие его главный аргумент, а мой собственный рефлекторный ужас перед применением силы. А меня вот все тревожит крамольная мыслишка: может, зря я его поцарапал? Может, стоило в педагогических целях влепить ему пулю между глаз, чтоб мозги брызнули по всей подворотне? Нынешнее поколение «джигитов» только могила исправит, на их счет я иллюзий не питаю. Но может, следующее чему-нибудь научится? Так стоит ради этого постараться! Простите, если задел ваши национальные чувства…

— Я вижу, Денис, что вы расстроены, — произнесла Лилия с надменной ноткой в голосе, — наши проиграли. Я вам сочувствую. Но, как цивилизованный человек, вы не должны срывать зло на чеченцах. Лучше остыньте пока, пусть Николай сходит к Боровику один. Их там все равно уже нет. Они наверняка перебрались в другое место и не сказали ему куда, но причин прерывать одностороннюю связь у них нет. Нужно оставить у Боровика сообщение: вы можете договориться с Шуйским по интересующему их вопросу. И нужно дать свои координаты. Я бы сама пошла еще раз, но мои слова они всерьез не воспримут. А на ваше предложение клюнут обязательно! Я снова повторяю — только прошу вас, Денис, не заводитесь опять — по их поведению видно, что в положении они безвыходном. Разве стали бы они без крайней нужды приставать на улице к Николаю со своими «интимными» проблемами?!

Вечер того же дня

— И все-таки я не понимаю, как вы можете оставаться такими спокойными? — Лилия проводила взглядом Щербака, как всегда, вразвалочку шагавшего к воротам Ильяса Боровика, и обернулась к Денису. Они остались ждать Николая в машине. — Уже вечер, с минуты на минуту позвонят похитители, а нам нечего им сказать. Неужели вам ни капельки не страшно за Игоря?

Денис предпочел не отвечать. Хоть он и был уверен в том, что сегодняшнее общение с похитителями закончится формальным выговором и продлением срока поисков, но оставалась маленькая, как выразилась Лилия, капелька сомнений: что, если они с Николаем ошиблись в своих расчетах? Вывод о том, что выкрал оборудование, убил Олега и похитил Игоря один и тот же человек может не подтвердиться. Пусть вероятность ошибки мизерна, но цена ее слишком велика.

— Или вы давно уже все знаете и только ждете момента, чтобы эффектно достать туза из рукава? — Так и не дождавшись ответа, Лилия продолжала наседать: — Признайтесь, Денис, пожалуйста. Я умею хранить тайны и я ужасно не люблю неожиданностей. Или мне все-таки готовиться к самому худшему?

От необходимости ответить хоть что-нибудь Дениса спас телефонный звонок.

— Это, наверное, они… — Лилия почему-то вся напряглась, сжалась в уголке сиденья.

— Нет, — Денис взглянул на номер, высветившийся на табло. Звонил дядюшка.

— Алле, злодей! Ты какого лешего меня подставляешь?!

— Как? — не понял Денис.

— Как, как?! Каком кверху. Что за фигню ты мне прислал? Я людей напряг в выходной сверхурочно вкалывать, а пальчики-то твои ненастоящие совсем. Нечеловеческие пальчики. Это что, шутка такая?

— Что значит нечеловеческие?

— А то и значит! — рявкнул Вячеслав Иванович так, что в ухе зазвенело. — Что, во-первых, они все одинаковые — на всех пальцах один и тот же, как под копирку, рисунок, только размер отличается, а во-вторых, сам рисунок: ровненькие такие эллипсоиды, знаешь, что это такое? Вот они там тоже как из-под трафарета. Ты где взял эту хрень?

— Ну… — замялся Денис, — я потом объясню.

— Говорить не можешь, что ли? Слушать хоть можешь?

— Да.