— Ну что ж, вот и все, комиссар, — заключила она, протягивая ему крепкую руку. — Вот только сейчас поблагодарю вашего Гардона за карты и другого, такого высокого, вялого, он еще одевается хорошо, со вкусом.
— Данглар?
— Да, он хотел попросить у меня рецепт лепешек. Прямо не сказал, но я и так поняла. Ему вроде это очень нужно.
— Очень может быть.
— Этот человек умеет жить, — покачала головой Клементина. — Извините, я вперед пройду.
Адамберг проводил Клементину Курбе до подъезда, навстречу им попался Ферез, и комиссар задержал его.
— Это он? — спросил Ферез, указав на камеру, где свернулся Юрфен.
— Это убийца. Сложная семейная история, Ферез. Вероятно, его отправят в психиатрический приют.
— Сейчас уже не говорят «приют», Адамберг.
— А этот, — продолжал комиссар, указывая на Дамаса, — должен уйти, но не может. Вы меня весьма обяжете, Ферез, если поможете ему прийти в себя и полечите его. Его нужно вернуть в реальный мир. Слишком с большой высоты рухнул, этажей десять.
— Это человек с призраком?
— Он самый.
Пока Ферез пытался расшевелить Дамаса, Адамберг отправил двух офицеров к Анри Томе и напустил прессу на Родольфа Месле. Потом позвонил Декамбре, который собирался выйти из больницы после обеда, Лизбете и Бертену предупредить, чтобы подготовились к возвращению Дамаса и обращались с ним побережнее. В конце он позвонил Масена и, наконец, Вандузлеру, которому рассказал, откуда взялась большая промашка.
— Вас плохо слышно, Вандузлер.
— Да тут Люсьен накрывает на стол. Он всегда шумит.
Зато в трубке отчетливо послышался громкий голос Люсьена, который звонко раздавался в большой комнате:
— Мы очень часто пренебрегаем чрезвычайной питательной ценностью тыквы.
Комиссар повесил трубку и подумал, что эти слова вполне подошли бы для новостей Жосса Ле Герна. В них была ясность, здоровье и сила, без всяких задних мыслей, и они были совсем не похожи на мрачные вещания о чуме, которые уже начали забываться. Он положил аппарат на стол, ровно посередине, и некоторое время глядел на него. Вошел Данглар с папкой под мышкой, проследил за взглядом Адамберга и в свою очередь уставился на телефон.
— У вас что-то с мобильным? — спросил он после долгого молчания.
— Ничего, — ответил Адамберг. — Просто он не звонит.
Данглар положил на стол папку с надписью «Роморантен» и вышел, ничего не сказав. Адамберг лег на бумаги, подложив руки под голову, и уснул.
XXXVIII
В половине восьмого вечера Адамберг не спеша направился на площадь Эдгар-Кине. Ему было легко, вот уже две недели, как он забыл эту легкость. И все же на душе было как-то пусто. Он вошел в дом Декамбре, отыскал маленький кабинет со скромной надписью «Советник по жизненным вопросам». Декамбре был у себя, он все еще был бледен, но держался, как всегда, прямо и сейчас вел беседу с огромным краснолицым и очень взволнованным мужчиной, сидящем напротив.
— О, — воскликнул Декамбре, бросив взгляд сначала на Адамберга, затем на его сандалии. — Вот и посланник богов, Гермес. Вы принесли новости?
— В городе мир и покой, Декамбре.
— Подождите минутку, комиссар. У меня консультация.
Адамберг отошел к двери, успев уловить обрывок возобновившейся беседы.
— На этот раз все разбито, — жаловался человек.
— Все уже склеилось, — отвечал Декамбре.
— Нет, разбилось.
Минут через десять Декамбре пригласил Адамберга и усадил на стул, который еще хранил тепло посетителя.
— Что там такое разбилось? — спросил Адамберг. — Мебель? Руки-ноги?
— Любовь. Двадцать семь ссор и двадцать семь примирений с одной и той же женщиной, абсолютный рекорд в моей практике. Мы называем его Реми-погромщик.
— И что вы советуете?
— Никогда ничего. Я пытаюсь понять, чего хотят люди, и помочь им этого достичь. Вот что я называю быть консультантом. Если завтра он захочет помириться, я ему помогу. А вы, комиссар, вы чего бы хотели?
— Не знаю. А может статься, мне все равно.
— В таком случае я не в силах вам помочь.
— Нет. Тут никто не поможет. Так было всегда.
Декамбре с легкой улыбкой откинулся на спинку стула.
— Я ошибся насчет Дамаса?
— Напротив. Вы хороший знаток людей.
— Он не мог убить
— Вы с ним виделись?
— Час назад он пришел к себе в магазин, но жалюзи не открыл.
— Он был на оглашении?
— Слишком поздно. В будни вечернее оглашение начинается в десять минут седьмого.
— Прошу прощения. Я часто путаю часы и дни.
— Большой беды в этом нет.
— Да нет, иногда бывает. Я поручил Дамаса одному врачу.
— Вы правильно сделали. Он рухнул с небес на землю, такое всегда неприятно. Наверху нет того, что можно разбить, но нельзя склеить. Потому он и обитал там.
— Что Лизбета?
— Она сразу пошла к нему.
— Ясно.
— Ева будет огорчена.
— Понятное дело, — проговорил Адамберг.
Потом он немного помолчал.