Уйди скорей и не спеши обратно

Это режущее название их новой работы ранило как бритва. Конечно, он сам хотел этого, за его плечами было около тридцати дел, раскрытых во многом благодаря мечтам, прогулкам и куче водорослей. Его отправили сюда на встречу с убийцами, на путь страха, где, против всякого ожидания, он проявил себя дьявольски умело, — «дьявольски» было словечком Данглара, так он хотел выразить, насколько непроходимы были тропинки мыслей Адамберга.

И вот они оба здесь, и у них двадцать шесть подчиненных.

— Хотел бы я знать, — снова сказал Адамберг, медленно проводя рукой по сырой штукатурке, — может ли с нами случиться то, что бывает с морскими скалами?

— Как это? — немного нетерпеливо спросил Данглар.

Адамберг всегда говорил медленно, не спеша излагая важное и второстепенное, иногда по дороге теряя суть, и Данглар с трудом это выносил.

— Я говорю о скалах, допустим, они состоят не из цельной породы, а в них есть мягкий и твердый известняк.

— Мягкого известняка в природе не бывает.

— Не важно, Данглар. Есть мягкие куски и твердые, как в любой форме жизни, как во мне и в вас. Так вот скалы. Волны ударяются о них, бьют, и мягкая порода начинает таять.

— «Таять» неподходящее слово.

— Не важно, Данглар. Мягкая порода исчезает. А твердая начинает выступать. Чем больше проходит времени, тем больше рыхлая порода рассеивается при малейшем ветре. В конце жизни от скалы остаются только зазубрины, клыки, известковая пасть, готовая укусить. А на месте слабой породы — промоины, брешь, пустота.

— Ну и что? — не понимал Данглар.

— А то, что я хотел бы знать, не подстерегает ли полицейских и многих других людей, которых била жизнь, такая же эрозия. Мягкое исчезает, оставляя твердое, бесчувственное, жесткое. По сути, это настоящее вырождение.

— И вы хотите знать, не превратитесь ли однажды в эту известковую пасть?

— Да, не становлюсь ли я полицейским.

Данглар немного подумал.

— Если представить вас в виде скалы, тут, я думаю, эрозия ведет себя не так, как у всех. Скажем так, у вас мягкое — это сила, а твердое — это слабость. Поэтому тут все должно быть по-другому.

— А что это меняет?

— Все. Слабая порода выдерживает, все шиворот-навыворот.

Данглар подумал о себе самом, засовывая бумагу в одну из текущих папок.

— А что получилось бы, — снова заговорил он, — если бы скала целиком состояла из мягкой породы? И если бы она была полицейским?

— В конце концов она съежилась бы до размеров шарика, а потом совсем исчезла.

— Веселенькая перспектива!

— Но я думаю, что в природе не существует таких скал. А полицейских и подавно.

— Остается надеяться, — ответил Данглар.

Молодая женщина в нерешительности стояла у дверей комиссариата. То есть там не было надписи «Комиссариат», зато на двери висела блестящая табличка с лаковыми буквами «Полицейская префектура. Уголовный розыск». Это было единственное чистое место здесь. Здание было старое, потемневшее, с закопченными стеклами. Возле окон трудились четверо рабочих, с дьявольским грохотом сверля отверстия в камне, чтобы вставить решетки. Мариза подумала, что комиссариат или уголовный розыск это все равно полиция, а эти были гораздо ближе, чем те, с авеню. Она сделала шаг к двери и снова остановилась. Поль ее предупреждал, что вся полиция будет над ней смеяться. Но она тревожилась за детей. Почему бы не зайти на пять минут? Просто рассказать и уйти.

— Выставишь себя перед легавыми курам на смех, глупышка. Если тебе это надо, иди.

Какой-то человек вышел из ворот, прошел мимо, потом вернулся. Она теребила ремень сумочки.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

Перед ней стоял невысокий, черноволосый, небрежно одетый, даже непричесанный мужчина, из рукавов черной куртки торчали голые запястья. Наверное, такой же, как она, не умеет рассказывать.

— Как они там, ничего? — спросила Мариза.

Мужчина пожал плечами:

— Смотря кто.

— Они хоть выслушают? — уточнила Мариза.

— Смотря что вы им скажете.

— Мой племянник говорит, что меня на смех поднимут.

Мужчина склонил голову набок и посмотрел на нее внимательно:

— А в чем дело?

— Да тут у нас в доме, прошлой ночью… Я беспокоюсь за детей. Если вечером у нас побывал какой-то псих, он ведь может вернуться? Как думаете?

Мариза кусала губы, ее лицо слегка порозовело.

— Видите ли, — мягко сказал мужчина, указывая на грязное здание, — здесь уголовный розыск. Тут расследуют убийства. Если кого-нибудь убивают.

— Ох, — испуганно выдохнула Мариза.

— Идите в комиссариат на авеню. В полдень там обычно меньше народу, у них будет время вас выслушать.

— Ой, нет, — Мариза покачала головой, — мне нужно к двум на работу, начальник жутко разозлится, если опоздаю. А они здесь не могут передать своим коллегам, которые с авеню? Я имею в виду, разве полицейские не везде одинаковые?

— Не совсем, — ответил мужчина. — А что случилось? Кого-то ограбили?

— Ой, нет!

— Тогда напали?

— Ой, нет.

— Все равно расскажите, так будет легче понять. И можно будет что-нибудь вам посоветовать.

— Конечно, — сказала Мариза, немного напуганная.

Опершись на капот машины, мужчина терпеливо ждал, пока Мариза соберется с мыслями.