Уйди скорей и не спеши обратно

Спокойно шагая по маленьким улочкам, он подумал, хорошо, что Данглар остался переваривать кальвадос у себя дома. Ему хотелось похоронить историю с четверками без свидетелей. Данглар был прав. Непризнанный художник или маньяк-символист, псих, рисующий четверки, жил сам по себе, в мире, который их совершенно не касался. Адамберг проиграл, ему было на это наплевать, и слава богу! Он никогда не гордился победами в спорах с Дангларом, но поражения предпочитал переживать в одиночестве. В понедельник он признает свою ошибку, и четверки станут таким же анекдотом, как история с гигантскими божьими коровками в Нантее. Кто ему про это рассказывал? Кажется, фотограф с веснушками. А как его зовут? Уже забыл.

XVI

В понедельник Адамберг объявил Данглару, что дело о четверках закрыто. Как хорошо воспитанный человек, Данглар не позволил себе никаких замечаний, а только кивнул.

Во вторник позвонили из комиссариата Первого округа и сообщили, что в доме номер 117 по улице Жан-Жака Руссо обнаружен труп.

Адамберг очень медленно положил трубку, как делают ночью, не желая никого будить. Но сейчас был белый день. И он не собирался щадить чей-то сон, а наоборот, сам хотел уснуть, незаметно впасть в забытье. Иногда он боялся самого себя и даже мечтал порой очутиться в тихом уголке, где можно было бы тупо и вяло свернуться клубочком и пролежать так всю жизнь. Его удручало, когда оказывался прав вопреки всякому здравому смыслу. Собственная прозорливость казалась ему в такие минуты гибельным даром феи Карабосс, склонившейся некогда над его колыбелью со словами: «Раз вы не пригласили меня на крестины — в чем нет ничего удивительного, ведь родители бедны, как Иов, и празднуют рождение младенца одни в пиренейской глуши, завернув его в лучшее покрывало, — раз вы забыли обо мне, награждаю этого ребенка даром предчувствовать всякую мерзость задолго до того, как ее заметят другие». А может, она выразилась иначе, более изысканно, ведь фея Карабосс отнюдь не была ни невеждой, ни дурно воспитанной особой.

Как правило, его недовольство длилось не долго. Во-первых, потому что Адамберг вовсе не собирался сворачиваться клубочком, поскольку любил одну половину дня проводить стоя, другую — на ходу, а во-вторых, потому что не верил в то, что у него есть дар. В конце концов, то, что он предчувствовал в начале истории с четверками, было вполне логично, даже если эта логика и не была столь ясной, как у его коллеги Данглара, и даже если он был не в силах объяснить ее невидимый механизм. Ему казалось очевидным, что эти четверки изначально несли в себе угрозу, это было так же ясно, как если бы их автор написал: «Я здесь. Смотрите на меня и берегитесь». Очевидным было и то, что эта угроза возросла и превратилась в настоящую опасность, когда к нему явились Декамбре и Ле Герн, чтобы рассказать о провозвестнике чумы, который свирепствовал с того самого дня. Очевидно, что этот человек наслаждался трагедией, которую собственноручно готовил. Ясно, что он не остановится на полпути, и понятно, что эта смерть, объявленная с такими мелодраматическими подробностями, может закончиться трупом. Все было логично, потому что Декамбре опасался этого не меньше, чем он сам.

Чудовищный спектакль, задуманный автором, его напыщенность и даже запутанность не пугали Адамберга. В этих странностях было нечто давно знакомое и показательное. Перед ними был редкий тип убийцы с непомерной ущемленной гордыней, который возводил себе памятник, достойный его унижения и амбиций. Гораздо сложнее было понять, почему он прятался за старинной маской чумы.

Сообщение комиссара Первого округа было ясным и кратким: по словам полицейских, обнаруживших тело, труп был черным.

— Собирайтесь, Данглар, — сказал Адамберг, проходя мимо кабинета заместителя. — Срочный сбор всей команды, у нас труп. Врач и эксперты уже в пути.

В такие минуты Адамберг умел действовать относительно быстро, и Данглар поспешил собрать людей и последовал за ним, не дожидаясь объяснений.

Комиссар подождал, пока двое лейтенантов и бригадир усядутся на заднем сиденье машины, а сам удержал Данглара за рукав:

— Подождите, Данглар. Не стоит заранее пугать этих ребят.

— Их зовут Жюстен, Вуазене и Керноркян, — сказал Данглар.

— Свершилось. На улице Жан-Жака Руссо обнаружен труп. На дверях дома недавно были нарисованы десять перевернутых четверок.

— Черт, — проговорил Данглар.

— Убитый — мужчина лет тридцати, белый.

— Это важно, что белый?

— Да, потому что тело у него черное. У него почерневшая кожа. И язык.

Данглар наморщил лоб.

— Чума, — сказал он. — «Черная смерть».

— Вот именно. Но я не думаю, что этот человек умер от чумы.

— Почему вы так уверены?

Адамберг пожал плечами:

— Не знаю. Просто это было бы чересчур. Во Франции давным-давно нет чумы.

— Но ею все равно можно заразить.

— Прежде надо достать бациллу.

— Это вполне возможно. В научных институтах полно бацилл Йерсена, даже в Париже есть, и всем известно, где они находятся. Какой-нибудь ловкач вполне сумел бы их раздобыть.

— Что такое бациллы Йерсена?