Уильям Юарт Гладстон. Его жизнь и политическая деятельность

В 1864 году по поводу предложения одного частного члена парламента понизить городской имущественный ценз для парламентских выборов со ста рублей квартирной платы в год до шестидесяти, что включило бы в число избирателей добрую долю рабочих, Гладстон впервые принципиально высказался за распространение избирательного права на рабочий класс. “На тех, кто лишает сорок девять из пятидесяти рабочих политических прав, – сказал он, – лежит обязанность доказать их неспособность пользоваться ими. По-моему же, всякий человек, не обладающий какими-нибудь исключительно дурными качествами, имеет нравственное право пользоваться конституцией страны...” Дальше он отвечает на возражение, что рабочие сами не требуют себе этих прав, таким образом: “Рабочие начинают агитировать только когда их положение становится уже совсем невыносимым, поэтому законодатель должен не доводить дело до агитации среди рабочих, а предупреждать ее”.

Такие речи, понятно, совсем не нравились ни тори, ни даже умеренным либералам, привыкшим только из-под палки решаться на что-нибудь серьезное. Все знали, что раз Гладстон признал что-нибудь в принципе, недолго придется ждать и осуществления этого принципа.

Зато бюджет 1865 года был принят всеми партиями без всякого возражения и мирно заключил этот блестящий период парламентской истории.

Глава IX. Гладстон и клерикалы

Таким образом, летом 1865 года мирно истек семилетний срок парламента и были объявлены одни из самых тихих и неинтересных выборов. Единственное исключение составлял Оксфорд, – там происходила бурная борьба из-за того, “быть или не быть” Гладстону их представителем. И в конце концов после трех дней тревоги и ожиданий оказалось, что “не быть”. Зрелище было действительно интересное; баллотировался самый способный и самый популярный человек в парламенте, замечательный государственный деятель, солидный ученый, образцовый делец и лучший финансист в Англии, и ко всему этому педантичный ревнитель морали и протестантизма – и оксфордские клерикалы его не выбирают на том основании, что за два или три месяца до выборов он имел смелость открыто высказать в парламенте, что положение государственной протестантской церкви в Ирландии ложно и требует внимания правительства. Этого было достаточно, чтобы перевесить все остальные достоинства кандидата. В сказанных Гладстоном словах увидели – и совершенно основательно – его намерение отменить в Ирландии государственную протестантскую церковь, то есть покушение на церковные имущества и на синекуры духовенства. А из каких побуждений, ради каких целей это делалось – оксфордским клерикалам до этого дела было мало.

Как бы то ни было, Гладстону нужно было в самую последнюю минуту выборов искать другой округ. И он нашел его в Южном Манчестере и Ливерпуле, где и был избран довольно хорошим большинством.

Пальмерстон говорил во время оксфордских выборов: “Держите его в Оксфорде, там для него приготовлен хороший намордник, а как только вы отпустите его в какое-нибудь другое место, он взбесится”. Или в другой раз Пальмерстон заметил: “Скоро он займет у вас мое место, и тогда начнут твориться странные дела”. “Times” после этого с торжеством заявила, что “Гладстон принадлежит теперь не Оксфорду, а Англии”. На самом же деле в последние годы мнение избирателей сильно связывало Гладстона в его деятельности, и из его собственной речи в Манчестере видно, что хотя ему и больно было оставлять Оксфорд, но в конце концов он даже радовался этому. И теперь, когда он лишился всякой поддержки клерикалов и столбовой аристократии, ему ничего не оставалось, как сильнее прежнего опереться на мещанство и демократию. Вот почему с этих пор в воззрениях Гладстона совершается уже более быстрая и решительная перемена.

Как только окончились выборы, Пальмерстон умер, Россель занял его место в палате лордов, а Гладстон сделался вождем палаты общин. Теперь все благоприятствовало либералам на деле доказать стране свою готовность провести действительно серьезные реформы в избирательных правах. Но к стыду их нужно сказать, что, как всегда, мужество и тут оставило их в самую критическую минуту. Дж. Россель внес наряду с отменой habeas corpus в Ирландии такой билль о реформе, что во многих отношениях он был даже более умеренным, чем билль Дизраэли 1859 года. В общей сложности избирательное право распространялось на четыреста тысяч новых избирателей, как и по проекту Дизраэли. Защищая этот билль, Гладстон высказался по вопросу об избирательном праве полнее, чем когда-нибудь: