Тогда к чему было это восстание, если других вариантов остаться на плаву, кроме как сохранять лояльность руководству тори, у Черчилля не было? Для ответа на этот вопрос следует учитывать характер политика, с его амбициями, стремлением к риску и склонностью к защите своей независимости посредством бунтарства. На протяжении последних двадцати лет ему прочили кресло премьер-министра, которое, и в самом деле, было пределом его чаяний и желаний. Но Болдуин крепко держал в руках штурвал, пользуясь необходимой поддержкой и обладая требуемым влиянием. Рассматривать себя в качестве его преемника Черчиллю также не приходилось. Для этого были другие кандидатуры, например Невилл Чемберлен. В итоге, после стольких лет продвижения наверх, преодоления сложнейших преград, получения уникального опыта государственного управления и работы на ключевых позициях в правительстве, Черчилль оказался перед мрачной перспективой не достигнуть заветной цели. Не желая довольствоваться вторыми ролями, которые были бы ему обеспечены, прояви он больше лояльности и усмири свое эго, Черчилль вступил на очень скользкую тропу — оставаясь среди консерваторов, он начал формировать отдельную политическую силу с объединением вокруг себя единомышленников, недовольных политическим мейнстримом.
Учитывая расклад политического пасьянса того времени, у Черчилля было мало шансов на победу. Во-первых, положение Болдуина было слишком крепким, чтобы бунт даже такого влиятельного заднескамеечника, как Черчилль, мог его сокрушить. Во-вторых, большую часть единомышленников нашего героя составляли ультраконсервативные элементы, которые никогда не считали потомка герцога Мальборо своим, и альянс с ними был временным. В-третьих, пытаясь сохранить Индию в составе империи, он выступил против таких мощных течений, справиться с которыми у него не было ни сил, ни возможностей. Несмотря на наличие этих объективных факторов, Черчилль с присущим ему оптимизмом позитивно оценивал свои перспективы. Своему сыну он признался в январе 1931 года, что «чувствует себя гораздо сильнее после начала обсуждения Индийского вопроса». «Великое утешение — заниматься темой и беспокоиться о вопросах гораздо более важных, чем должность, партия или дружеские отношения», — объяснял он. Схожую мысль Черчилль развил и в беседе с кузеном, 9-м герцогом Мальборо (1871–1934): «Политика слишком грязна для письменных слов. Я чувствую себя крепким и сильным»[214]
.Черчилль сделал свой выбор, и последствия не заставили себя долго ждать. Уже на следующий день после его выступления в парламенте, осуждающего политику правительства в отношении Индийского вопроса, к нему подошел его личный секретарь Патрик Джордж Бачен-Хепбёрн (1901–1974) и передал просьбу руководства тори — покинуть Теневой кабинет. Черчилль знал, что ему придется ответить за свой поступок. Но не предполагал, что так явно и так быстро. Просьба Бачен-Хепбёрна застала его врасплох. Он сначала покраснел, потом побелел, затем схватил трость, после чего швырнул ее на стол. Подавив гнев, он с натянутой улыбкой произнес: «Итак, Консервативная партия хочет избавиться от меня. Хорошо. Я уйду тихо и сейчас». Место Черчилля в Теневом кабинете занял Невилл Чемберлен. Это был первый шаг в изоляцию, но Черчилль продолжал не терять присутствие духа, считая, что его положение, наоборот, укрепляется. Супруге он сказал, что «политика все более благоприятно ко мне расположена»; «несомненно, весь дух Консервативной партии со мной, а разочарование Болдуином идет мне на пользу», «каждая речь, которую я произношу, каждый шаг, который я делаю, принимаются» великолепно[215]
.