Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Если же не зацикливаться на приведенных выше частностях и обозреть ситуацию в целом, то Черчилль не был врагом научно-технических достижений. Он выступал против тех разрушительных последствий, к которым они могут привести при неумелом и неразумном использовании. Большинство открытий совершаются учеными из чистых побуждений, но далеко не всегда эти открытия идут на достижение благородных целей. Многие из удачных и перспективных изобретений, до того как стать достоянием быта обычных людей, сначала участвовали в истреблении, опробованные военными.

Черчилль неоднократно демонстрирует корреляцию между прогрессом и разрушением в своем произведении, особенно в первом томе, создававшемся до начала Армагеддона. Эта тема встречается уже в самом начале. Отмечая, что «неолитический человек изобрел способ шлифовать камень», автор сообщает сферу применения этого открытия: «придавая камню необходимую форму для убийства». «Это означало большой прогресс, – не без мрачной насмешки пишет он, – но впереди были и другие изобретения». Новые изобретения также были связаны с «усовершенствованием человеческих методов разрушения». «Люди, вооруженные бронзовым оружием, могли одолеть тех, кто имел кремневые аналоги, – описывается следующий виток развития человечества. – Это изобретение было принято на ура, и бронзовый век вступил в свои права». Новый металл – железо – позволил тем, кто освоил его выплавку, уничтожать «людей бронзы», и в этом действе, пишет Черчилль, «через минувшие тысячелетия мы ясно узнаем себе подобных». «Нет никаких сомнений, – продолжает он с язвительной интонацией, – железо лучше всего подходит для того, чтобы ломать черепа», и «двуногое существо, способное убить другого железным оружием, наш современник назвал бы человеком и братом».

Следующей ступенькой человеческого прогресса стало изобретение стрелкового оружия, среди которого долгое время лидирующие позиции занимал длинный лук. «Стрела, пущенная с расстояния 250 ярдов, производила такой поражающий эффект, равного которому не имело ни одно метательное или стрелковое оружие пехоты вплоть до Гражданской войны в Америке», – информирует Черчилль своих читателей. Несмотря на эффективность, в начале XV века у лука появился конкурент. «В клубах дыма и раздражающе резких буханьях пушек система, управлявшая христианским миром и направлявшая его развитие в течение пятисот лет, превращалась в руины, на месте которых предстояло подняться новому зданию»⁴²⁵

.

Черчилль считал, что развитие военной промышленности связано с двумя важными, хотя и не равнозначными проблемами. Первая касается нехватки ресурсов. Новые технологии и дающие стратегическое преимущество открытия, как правило, требуют значительной финансовой поддержки, которая обеспечивается за счет сокращения социальных и прочих программ. Но особенность научно-технического прогресса состоит в том, что его поступательное движение вперед носит перманентный характер. Наслаждаться добытой огромными усилиями и затратами безопасностью можно лишь до тех пор, пока у предполагаемых противников не появится аналогичная технология. Или, как объяснил Черчилль еще до начала Первой мировой войны: «Любое военно-морское изобретение остается полезным, пока оно не стало повсеместным»⁴²⁶.

Вторая проблема имеет гораздо более серьезные последствия. Но для того чтобы понять, в чем заключались опасения Черчилля на этот счет, рассмотрим сначала его отношение к науке и человеку. Работая в ноябре 1953 года над текстом своего выступления на торжественном банкете у лорд-мэра Лондонского Сити, британский премьер решил подискутировать с великим автором «Фауста». «По-моему, это Гёте сказал, что „деревья не растут до неба“^[166]. Не знаю, повторил бы он свое высказывание, если бы пожил бы в ужасном XX столетии, в котором многое из того, чего мы опасались, случилось на самом деле»⁴²⁷

.

В начале 1920-х годов, работая над первым томом «Мирового кризиса» он с восхищением описывал достижения науки второй половины XIX и начала XX века, открывавшие «неисчерпаемые кладовые природы». «Одна за другой распахивались двери, – восторженно констатировал Черчилль. – Одна за другой освещались темные галереи, каждая из которых открывала доступ к новым помещениям мироздания»⁴²⁸. Человечество попало под обаяние этого стремительного забега вперед, не осознавая, что одной из важнейших особенностей изобретений являются их непредсказуемость и, как следствие, неконтролируемость последствий использования.