В конце 1931 года Черчилль отправился с лекционным туром в США. Он прибыл в Нью-Йорк 11 декабря, выступив на следующий день с лекцией о перспективах англо-американского сотрудничества. Вечером 13-го числа Черчилль находился в своем номере манхэттенского фешенебельного отеля Waldorf-Astoria
, готовясь к завтрашнему выступлению. Раздался телефонный звонок. Это был его друг, финансовый магнат Бернард Барух (1870–1965). Он пригласил политика к себе. Черчилль взял такси и поехал к Баруху на Пятую авеню. Не помня точно номер дома, он несколько раз просил таксиста останавливаться у приглянувшихся ему зданий. Для этого водитель, следовавший по стороне Центрального парка, вынужден был делать каждый раз разворот. Вскоре Черчиллю это надоело и, увидев очередное похожее на дом Баруха строение, он попросил остановиться, чтобы самому перейти дорогу. Когда он переходил проезжую часть, его сбил автомобиль. В результате удара у него до кости оказался рассечен лоб (шрам останется до конца жизни), были сломаны два ребра, повреждена плевра правого легкого, вывихнуты оба плеча, а также получены многочисленные синяки и ссадины. Несмотря на травмы, Черчилль продолжал оставаться в сознании, объяснив подоспевшему к месту происшествия полисмену, что его зовут «достопочтенный Уинстон Черчилль из Англии», ему 57 лет и он никого не винит в случившемся. «Вся вина лежит всецело на мне», – сказал он. Черчилля отвезли в больницу Ленокс-хилл, расположенную неподалеку на Манхэттене. Когда у входа в лечебное учреждение его, пересаживая в инвалидное кресло, спросили, в состоянии ли он оплатить услуги доктора и содержание в палате, он ответил: «Да, все самое лучшее». Также он попросил срочно связаться с супругой, которая на этот раз сопровождала его в американском турне. Среди посетителей Черчилля был также водитель сбившего его авто – безработный механик Марио Констасино. Черчилль не держал на него зла, подарив ему «Мои ранние годы» с автографом. О самочувствии своего подданного побеспокоился также король Георг V, лично позвонивший в больницу, чем произвел на персонал неизгладимое впечатление.Черчилль решил описать случившееся с ним в отдельной статье – «Мое нью-йоркское происшествие», которая вышла в двух номерах Daily Mail
за 4 и 5 января 1932 года. Наиболее интересен последний абзац, демонстрирующий стоическое отношение автора к неизбежной кончине: «Не остается ни времени, ни сил на жалость к себе. Не остается времени для страха и угрызения совести. Если в какой-то момент вся эта череда сменится однообразной серой пеленой и темнота опустится со звуками Sanctus, я уже ничего не почувствую и не смогу испугаться потустороннего. Природа милосердна и не испытывает своих детей, будь то человек или животное, за пределами их возможностей. Адские муки являются лишь результатами человеческой жестокости. Что же до всего остального, жить опасно, принимайте вещи такими, какие они есть. Бояться не надо, все будет хорошо»{202}.Для восстановления сил и поправки здоровья Черчилль направился вместе с супругой и дочерью Дианой в столицу Багамских островов Нассау. Реабилитация проходила медленно и повергла политика в депрессию. Обычно он обретал душевное спокойствие от занятий живописью, но боль в руках и плечах не располагала к выходу на пленэр. Своему сыну Черчилль писал, что пребывание на Багамах напоминает «жизнь овоща». Во время одной из откровенных бесед с женой он признался, что за последние два года в его жизни произошло три тяжелых удара: потеря значительных средств в экономическом кризисе 1929 года, остракизм со стороны Консервативной партии и досадное происшествие в Нью-Йорке. «Не думаю, что смогу полностью восстановиться после подобных потрясений», – заключал он.
Медленно, но верно отдых делал свое дело. Силы стали постепенно возвращаться. Сначала Черчилль возобновил чтение, получив больше всего удовольствия от романа «Земля», будущего лауреата Нобелевской премии Перл Бак (1892–1973), принесшего автору Пулитцеровскую премию. Затем он начал писать, отправив в Daily Mail
очерк о Багамах с историей островов и рассуждениями о 18-й поправке к Конституции США («сухой закон»), которую лично он не одобрял. Сам он, посещая США, не гнушался провозить спиртное, используя для этого медицинские фляги и оформляя багаж как дипломатическую почту. Однажды в Америке с ним произошел забавный эпизод. Сняв телефонную трубку и думая, что аппарат подключен к домашнему коммутатору, по которому он держал связь с прислугой, наш герой попросил городскую телефонистку принести ему бокал шерри. «Боюсь, я ужасно шокировал бедную женщину», – извиняющей интонацией заявил Черчилль своему секретарю{203}.