Уинстон Черчилль. Последний титан

Будущее Британии действительно беспокоило Черчилля больше, чем страдания союзников, сражавшихся, в том числе и за это будущее, но и этот популярный стереотип также не до конца верен. Доминионы, особенно Австралия и Новая Зеландия, напротив, считали, что Черчилль пренебрег имперскими интересами. Их обвинения строились на отношении британского премьера к японской угрозе. Выше мы приводили его рассуждения в бытность руководителем Казначейства о малой вероятности нападения японцев на британские владения. За прошедшие 15 лет его мнение в этом вопросе не слишком изменилось. Или, по крайней мере, он делал такой вид. Учитывая многоплановое, системное и скрытое от посторонних глаз мышление Черчилля, не исключено, что он осознавал угрозу со стороны Японии, но готов был принять этот риск с учетом ограниченности имеющихся средств и невозможности вести войну одновременно с японцами на Дальнем Востоке, с итальянцами – в Средиземноморье, а с немцами – в воздушном пространстве и на морских просторах. Поэтому, когда летом 1940 года японцы потребовали от англичан закрыть Бирманскую дорогу, служившую единственным каналом снабжения китайских войск Гоминьдана, Черчилль согласился удовлетворить их требование. Необычность этого решения состояла в том, что при обсуждении этого вопроса Военным кабинетом решительный Черчилль и сторонник политики умиротворения лорд Галифакс поменялись местами. В то время как Галифакс считал уступки ошибкой в связи с неблагоприятными политическими последствиями со стороны США и СССР, а также репутационными издержками в самой Британии, Черчилль, напротив, предлагал промолчать и согласиться с требованиями, лишь бы не разжигать очаг нового противостояния и не ставить самих себя в опасное положение с невозможностью направить войска для борьбы с агрессором. «Мы прилагаем все усилия, чтобы избежать войны с Японией, идя на уступки там, где японская военная клика может форсировать разрыв», – успокаивал он премьер-министров Австралии и Новой Зеландии в августе 1940 года. Из-за ограниченности ресурсов он также отказывался усиливать военно-морскую базу Сингапур, отмечая, что переброска сил на Дальний Восток приведет к «полной потере Среднего Востока и лишению всяческих надежд на разгром итальянцев в Средиземноморье». Возможно, именно по этой причине он и стал принижать опасность Японии, особенно во время контактов с руководством Австралии и Новой Зеландии, понимая, что если поддержать их страхи перед японским вторжением, то за этим последует незамедлительный приказ о возвращении австралийских и новозеландских частей для защиты родных территорий. Построенная на принятии японского риска политика Черчилля будет иметь серьезные последствия, приведя не только к капитуляции Сингапура в феврале 1942 года, которая, по мнению некоторых авторов, ознаменует начало заката Британской империи, но и в долгосрочной перспективе – к потере Дальневосточного региона как для Великобритании, так и для всех европейских держав в целом{323}

.

Но все это будет потом, а пока, летом 1940 года, делая ставку на Средиземноморский театр военных действий, Черчилль решил направить в Египет три бронетанковых батальона – половину «лучших танков», которыми располагали на тот момент британские войска. Для живущих в предвкушении неминуемого и скорого вторжения военных подобное решение напоминало авантюру. Но Черчилль достаточно укрепил оборону Острова, чтобы рискнуть и начать наступательную войну в том месте, с тем противником и на тех условиях, которые сочтет наиболее благоприятными для сражавшихся под «Юнион Джеком» солдат. Другой вопрос, насколько мощным и успешным будет это наступление против сосредоточенной в Ливии 200-тысячной армии дуче, которая в четыре раза превосходила по численности британские, индийские и новозеландские части в Египте? Ответ на этот вопрос во многом зависел от командующего на месте.