Уйти, чтобы остаться

И они нашлись!

Вадим сел на снег и принялся хохотать, потряхивая ключами, как кастаньетами. Рядом в снег плюхнулась Ирина. Устала… Ей-то что — меховая куртка и штаны, да еще и пимы. Ирина легла на спину. Снег бархатными хлопьями летел в лицо, повисая на ресницах.

— Знаешь, французы запустили ракету типа «Вероника». С котом Феликсом на борту.

— А ты злая, — ответил Вадим, не переставая бренчать ключами. — Ты мне никогда этого не простишь.

— Я — ревнивая, — серьезно ответила Ирина.

А снег все шел. И почему-то норовил в лицо.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

— Вы не находите? Ангел, что в центре компании, напоминает меня.

Вадим взглянул на потолок. И вправду, у ангела было какое-то сходство с Киреевым. Розовое полное лицо, мощная шея и белые женские руки. И еще голубые маленькие глаза.

— Я всю жизнь улавливаю это сходство. Словно он стареет вместе со мной.

Киреев осторожно размешивал в стакане чай, чтобы не плеснуть на бумаги, разложенные на столе. Он был в просторном плюшевом халате с шелковым шнурком, который то и дело развязывался.

— В котором часу передавали объявления?

— В половине девятого, — ответил Вадим.

— Следующее будет только вечером? Вот что. Мы сейчас позвоним на радио и уточним.

Киреев разгреб бумаги в углу стола и обнаружил низенький голубой телефонный аппарат. Узнав в справочном телефон, он набрал номер отдела информации.

— Я вам сейчас дам почитать любопытную вещицу, — прошептал Киреев, ожидая ответа. — Вот, где отмечено карандашом, — и он протянул Вадиму тяжелую книгу.

«Светлейшему повелителю Великому понтифику Павлу III», — читал Вадим. Ниже было помечено карандашом: «Поэтому я долго в душе колебался; следует ли выпустить в свет мои сочинения, написанные для доказательства движения Земли, и не будет ли лучше следовать примеру пифагорейцев, передавших тайны философии не письменно, а из рук в руки и только родным и друзьям, как свидетельствует послание Лисида к Гиппарху. И это делалось не из ревности к сообщаемым учениям, а для того, чтобы прекраснейшие исследования не подвергались презрению тех, кому лень хорошо заняться науками, если они не приносят им прибыли. А если увещевания и пример других приведут их к занятиям, то они вследствие скудости ума будут вращаться среди философов, как трутни среди пчел…» На этом пунктир обрывается. На обложке вытиснено — «Николай Коперник. Об обращении небесных сфер».

Киреев уловил, что Вадим закончил читать.

— Ну как? Шестнадцатый век! Поистине мир неизменен, — и в трубку: — Девушка, вот какое дело. Утром сообщалось, что литейный завод берет заказы от организаций… Вы не знаете, металл у них свой? Что?! Ну, конечно, извините, откуда вам это знать. Будьте добры, дайте их адрес… Ага. Спасибо.

Киреев записал и положил трубку.

— Карету мне, карету… Если все сложится благополучно, вы полетите на уральский завод и выманите у них наши рабочие чертежи… Угощайте кого хотите, но чертежи у них вырвите. Заодно поторопите поставку готовых станин.

— Но я не смогу, Петр Александрович.

— Почему?

— Куча неотложных дел. Во-первых, надо рассчитать тот вариант, что вы предложили Институту баллистики…

— А-а… Ерунда. Подождут, — отмахнулся Киреев и вышел в соседнюю комнату.

Сквозь приоткрытую дверь было слышно, как он с кем-то переговаривается. Низкий женский голос укорял Киреева, что тот как привяжется к одной рубашке, так не снимает ее, пока рубашка не расползется. Киреев невнятно отвечал, что он не артист, что нейлоновые сорочки люди носят годами. Во всяком случае, на работе он выглядит очень аккуратно. Женский голос советовал, чтобы сотрудники заглянули ему за воротничок — они бы поняли, с кем имеют дело.

Вадим знал, что в киреевской квартире сейчас живет его племянница, старая дева. Она преподавала пение в консерватории, поэтому подавляла Киреева силой голоса.

Кто-то плотнее прикрыл дверь. Спор о рубашке, вероятно, принимал более широкую форму и выходил на оперативный простор.

Вадим пощелкал пальцем по бронзовой морде пинчера, который разлегся на пепельнице. На цоколе выбита фраза. Вадим поднял пепельницу и прочел: «Анекдоты — это остроумие тех, кто его не имеет. Буало».

Вошел Киреев в темном костюме и в той же нейлоновой сорочке. «Он оказался упрямей своей племянницы», — подумал Вадим и поставил пепельницу на место.

— Приятная штука.

— Мне она тоже понравилась. Наткнулся в комиссионке.

— И с тех пор вы перестали рассказывать анекдоты. Или с тех пор, как приняли отдел? — пошутил Вадим.

— Именно тогда и появились анекдотические ситуации, — улыбнулся Киреев. — Кстати, вы вчера заходили к Савицкому? Как он?

Вадим еще раз щелкнул пинчера по носу.

— Да, был. У него что-то с сердцем.

— Сердце — это плохо. Это очень плохо. — Киреев принялся складывать бумаги в портфель. — Какое счастье, что вы услышали объявление по радио. А ведь могли и не услышать… Чем вы занимались, одновременно слушая радио, а?

Вадим наблюдал, как вспухал портфель. Словно в него накачивали воздух.

— А, Вадим Павлович?

— Не понял.

— Говорю, чем можно заниматься при включенном радиоприемнике?