Уйти от погони, или Повелитель снов

Это было правдой. Большинство людей, если их внезапно разбудить, не помнят сна, который видели за мгновение перед этим. Или помнят обрывки, которые начинают собирать в единый узор, запутываются в них – и принимаются фантазировать. И это нормально. Ибо то, что видится нам во сне, есть ужас наш, который живет в наших головах еще до рождения. Так говорил мне отец. И он же предупреждал меня, что мы – Аламанти – в состоянии повелевать своими снами, но делать это нужно только в крайнем случае.

– Ибо сон дает успокоение человеку, выводит из него духовные отходы точно так же, как через задницу нашу выходят ненужные нам вещества.

Объяснение простое и ясное. Но попробуй его повтори нынешним умникам из Сорбонны или из Кембриджа Тут же замашут руками и начнут зажимать носы, словно и впрямь взбзднула в их присутствии. Оттого и не понимают они сущности сна, не могут сообразить своими петушиными мозгами, что ученый, лишь понимая проблему такой, какой она является на самом деле, может разрешить ее. Великий Роджер Бэкон потому и стал великим, что додумался до этой мысли (правда столетия три спустя после того, как до нее дошли Аламанти) и заявил, что только опыт может служить доказательством той или иной гипотезы. Уж Бэкон понял бы моего отца и занялся естествоиспытательством сна.

Юлия проснулась и посмотрела на меня жалостливым взглядом, попросила разрешения поспать еще немного.

– Сегодня Жан спал очень плохо, синьора, – сказала она. – Я половину ночи просидела с ним.

Я милостиво разрешила поспать еще часик…

Так будила ее и прощала ей сонливость целых два с половиной года – до тех пор, пока не обнаружила особое свойство засони-служанки и забрала Юлию от трех своих сынов, у которых подрастающая девочка была нянькой, и сделала своей личной служанкой.

Впрочем, нет… Свойство это воспитала в ней я сама. А прежде выбрала Юлию из окружающих меня во Флоренции людей. Почему именно ее? Могу объяснить. Почувствовала в ней близкую себе по духу душу – раз. Других таких засонь вокруг меня в то время во Флоренции не было – второе объяснение. И только спустя годы поняла я, как точен и мудр был мой выбор по существу. Другой такой подруги у меня не было никогда…

Или все-таки была?…

3

Мысль эта так потрясла меня, что я проснулась. Карета ровно покачивалась на рессорах, в окошко бил свет, пронзающий листву деревьев, растущих вдоль дороги. Старая Юлия спала, сидя напротив и опустив голову на грудь, держа в руках самшитовые четки – единственную вещь, что захватили мы из дома маркиза Сен-Си на память о девяти месяцах, прожитых нами в его родовом замке.

«Спи, Юлия, будь спокойна, никто тебя не отберет от меня. Никому на свете ты не нужна так, как мне, – и это главное. Ибо тем мы и живы, что нужны кому-то, а вовсе не тем, что нам самим нужны кто-то и что-то. Бабы мы с тобой, Юлия, просто бабы, которым Господом Богом нашим велено в муках рожать детей своих и влачить свою юдоль через всю жизнь. И только на склоне лет мы начинаем понимать свое истинное предназначение. Ты вот исчезла на целые десятилетия из моей жизни, казалось навсегда – а оказалось, что только на время, только для того, чтобы стать мне опорой в новой моей молодости.

Тогда, тридцать пять лет назад, мы искали моих детей, исчезнувших из Флоренции в мгновение ока… Сейчас ты – мои глаза и уши, хотя и не знаешь об этом…

Давным-давно, когда ты была еще маленькой девочкой, я приметила в тебе эту редкостную способность – и взяла к себе. Что тебя ждало в той жизни, за которую ты цеплялась, умоляя меня оставить тебя при моих сыновьях? Ну, убили бы тебя вскоре похитители моих детей. Ибо ты цеплялась бы за них своими детскими хрупкими ручонками, билась бы, как тигрица, за них. А кто-то из одетых в черные мантии отмахнулся бы от тебя вялым движением, как от мухи – и все. Не стало бы на земле одной проводницы моей в мир сновидений. А так – и мир со мной повидала, и замуж выскочила, и счастье материнства обрела, и слепотой Суламифь тебя наказала, и я – прозрением, и вновь отправилась ты со мной по дальним странам. Я тебе подарила больше, чем просто жизнь – жизнь, полную приключений.

А взамен…»

Старая Юлия спала, а я, глядя на нее, видела обрывки снов ее. Обрывки, ибо сны очень быстры и скоротечны. Чтобы видеть чужой сон полностью, надо очень напрягаться, самой жить с быстротою сна, то есть стареть. Отец рассказывал, что учитель его дедушки по чтению слов – какой-то рудознатец с Пиренеи – однажды показал такой фокус старому Аламанти, и в течение часа из тридцатилетнего кудрявого красавца превратился в седобородого и лысого старика.