Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

«Россия мыслима только как русская страна. Россия создана для русских, только русские могут обустроить и украсить эту землю. Это признание нисколько не умаляет достоинств других народов — и они тоже имеют свою долю в нашем общем наследии, и никто не смеет лишить их этой доли. Но обустроить Россию как единое целое должны именно мы — и только мы одни.

Если русские не правят Россией, если она не для русских, ее просто нет: это всего лишь территория, холодная и неуютная, годная только на то, чтобы добывать в ее мерзлых недрах нефть, газ и кое-какие минералы. Только русские способны вдохнуть жизнь в эти края. Если мы не сможем этого сделать, этого не сможет никто.

Не только мы потеряем свою страну — ее потеряет мир. Возможно, он потеряет свое будущее».

Так выглядят теоретические основы нашего ответа на вопрос Данилина об оптимальных границах России. Что же касается конкретики, практической стороны дела, то она лучше всего разработана в трудах ЛЗНД. Идеальное русское государство должно быть местами НЕмного меньше, зато в иных регионах НАмного больше, чем современная страна с неприличным, режущим наш слух названием «Российская Федерация». Раскрою подробности словами Севастьянова:

«Граница должна быть приведена в соответствие с естественной границей компактного расселения русского этноса (единый народ — единое государство), ради чего изменена двояко.

Во-первых, должны быть мирным дипломатическим путем присоединены земли исторического расселения русских, предмет и продукт их многовекового подвига, воинского и трудового. Они должны быть рано или поздно воссоединены с «материковой» Россией, с Родиной. Идет ли речь о бывших землях Области Войска Донского, отрезанных от нас немецким штыком по несправедливому «похабному» Брестскому миру; или о Таврической губернии, которую даже тогда, в 1918 году, когда беспомощная Россия лежала в полном развале, не посмели у нее отобрать; или о Харьковщине и Слобожанщине, куда от гнета польских панов сбегались украинские крестьяне под защиту русского царя; или о южноуральских землях Гурьевского, Яицкого (Уральского), Семиреченского казачества, где и сейчас русские составляют от 70 до 90 % населения; или о русском городе-крепости Нарве, или об основанном ещё Ярославом Мудрым городе Юрьеве (он же Дерпт, он же Тарту), или у отвоёванной именно русским и никаким иным штыком у турок Новороссии и Приднестровье… Подробный пятиступенчатый план воссоединения разделенной русской нации изложен в моей книге «Итоги ХХ века для России».

Во-вторых, по моему убеждению, из состава России должны быть исключены земли, этнополитическая угроза, исходящая из которых, намного превышает геополитическую выгоду от их нахождения в этом составе: Чечня, Ингушетия, Тува. Но этот вопрос должен быть вынесен на референдум: пусть решает весь народ».

По сути, не уточняя подробности, аналогичный ответ дал Диунов.

В ответах некоторых иных респондентов просматривается в той или иной степени «имперский синдром». Так, Бурцеву подавай «Киев — матерь городов русских», mr_lynx

мечтает: «Идеальным вариантом было бы присоединение Украины, Белоруссии и, возможно, Казахстана или его северной части», Борцов с присущей ему безапелляционностью заявляет: «Если постулировать изменение, то понятно, что не в сторону уменьшения». Естественно, наиболее яркий и развернутый ответ с позиций «имперства» дал консерватор Петров, решительно отбросивший не только всякий гуманизм (это бы еще куда ни шло), но и элементарный здравый смысл:

«Национальная Россия сначала будет включать в себя Малороссию до Закарпатья, Белоруссию и русский север «Казахстана». <…>

Вопрос об агрессивных этнократиях (Тува, Якутия) с позиции русского консервативного национализма решается быстро и однозначно. Этнократии низводятся до первобытного уровня и обезглавливаются посредством изничтожения криминальных «элит». На сопротивляющихся бросаются недовольные соседи (а они у агрессивных этнократий всегда имеются). Русским остаётся только пройтись церемониальным маршем с закатанными рукавами и дочистить то, что останется после этого. В итоге получаем крайне мирное туземное население, сильно поумерившее, к тому же, не только свои амбиции, но и свое поголовье. <…>