Читаем Укол рапиры полностью

И Аня стала вести. Сначала попросила Валю Ситникову, которая на всех вечерах стихи декламирует, прочесть все снова. В проникновенном исполнении Вали все слова о нянечках, об учителях, о том, что ребята «помалкивают», заиграли новыми красками, стали куда серьезней, чем когда выкрикивал Аркаша Пронкин. Затем Аня повторила то, что сказала уже перед последним уроком: безобразие… порочит и позорит… «пятая колонна»… и пусть не говорят от всех и за всех…

— Прославиться захотели, — закончила Аня, а Роман прибавил, что, если бы все начали такие сочинения писать и друзьям разным отправлять, то что получилось бы?

Наши вопросы мы сами и должны решать, а не выметать сор из избы…

— По-моему, они правильные вопросы задают, — сказала Люба. — Только зачем подписывались не своей фамилией? «Семиклассовы» какие-то.

— Приходится с сожалением констатировать, — сказал Роман, — что это анонимка. Но анонимная клевета не освобождает от ответственности. Так записано в Уголовном кодексе. Даже более того…

— А это не мы писали, — вдруг сказал Максим. — С чего вы взяли? Глеб же говорил вам…

И сторонники, и противники — все уставились на четвертый стол у окна, где сидели Глеб с Максимом.

— Ничего не понимаю. — Роман повернулся к Ане. — Ты же говорила, они…

— Чего крутите?! — крикнула Аня. — Перед последним уроком сами признались.

— Я не признавался, — сказал Глеб.

— А я пошутил, — сказал Максим. — Я вообще большой шутник… Мало ли кто чего пишет, а мы отвечай?

Аня посмотрела на Романа.

— Ну это при современной технике шутя определить можно, — сказал тот. — Пошлем на экспертизу. У меня знакомый эксперт на Петровке есть. Сразу скажет, кто писал, кто печатал.

— Ты прямо Шерлок Холмс, — сказал кто-то.

— Доктор Виноватсон! — выкрикнул Аркаша.

Но никто не засмеялся.

— Товарищи, — сказал Роман взрослым голосом, — положение серьезное. У вас в классе завелись люди, которые, образно говоря, всадили нож в спину коллектива, а мы… то есть вы, не можете их выявить. Имейте в виду, укрывателей ждет по закону такое же наказание, как и тех, кто совершил. Понятно? Так в Уголовном кодексе записано. Сам читал.

— А за чтение чужих тетрадей что по Уголовному кодексу? — спросила Люба, но Аня и другие закричали, что она говорит не по существу и пусть не мешает.

— Не понимаю, — продолжал Роман, — нас же всех… то есть вас, назвали молчунами, трусами, а мы… то есть вы, как на это реагируете? Не очень-то возмущаетесь, как я вижу… А? Вот ты, например, скажи: возмущаешься?

Он ткнул пальцем в Мишу. Тот даже вскочил от неожиданности, как будто вызвали, но сразу уселся, опустил голову и сказал:

— Ну, возмущаюсь. А что?

— А ты? — Роман спрашивал следующего. — Ты?.. Ты?.. Ты?

Палец его нацеливался то на одного, то на другого, Роман даже прищурил один глаз, будто хотел выстрелить, и все утвердительно кивали головами или отвечали «да».

И в это время со своего места поднялся Федя.

— Это они написали, — сказал он. — Точно.

— Откуда знаешь? — спросил кто-то.

— Оттуда, что подпись. «А. и Б. Семиклассовы». Я ее сам придумал.

— Ты?! — крикнула Аня.

— Только не для этого, не думайте. Вообще. Они мне сказали как-то, Максим и Глеб, что хотят вместе писать… Ну, рассказы там всякие, стихи, пьесы… Не знаю. Вдвоем, значит… Чтобы легче.

— Соавторы, — сказал Роман. — Понятно. Ильф и Петров.

— Наверно, — согласился Федя. — Ну я и сказал им… Это в коридоре было, как раз перед кабинетом физики. Я и говорю им: хорошая есть фамилия — Одноклассовы… или еще лучше — Семиклассовы. А уж А Б они сами добавили… Только я ничего не знал, какое письмо писать хотели и куда… Может, Жора или Яшка знают… Им тоже они рассказывали…

Не успел Федя опуститься на место, как Роман спросил:

— А что сообщат нам Жора и Яша? Где вы там? Подтверждаете показания свидетеля Феди?

— Может, сами помогали писать? — спросила Аня.

— Ничего мы не писали, — сказал Яша.

— Ничего не знаем, — сказал Жора.

— И никто вам ничего не говорил?

— Нет!

— Не советовались с вами? Про что писать и насчет подписи?.. Свидетели, напоминаю, за дачу ложных показаний…

— Нет! — закричали Жора и Яша.

— Можете дать честное слово?

— Дайте честное слово! — потребовала Аня.

Стукнули стулья, с них разом вскочили Максим и Глеб.

— Хватит в самом деле! — крикнул Глеб. — Настоящий суд устроили… Мы написали! Мы! Что дальше?

— Это наше произведение, — сказал Максим. — И никого мы не думали обидеть… Просто хотели, чтобы лучше… всем… чтобы нам… нас… чтобы…

— Вот именно, — сказал Роман, — даже не знаете что.

— Нет, знаем, — сказал Глеб. — Чтобы с нами по-другому… А главное — чтобы правду можно было говорить и писать… И ничего за это… А вы тут…

— Как же вы думаете? — сказал Роман. — Вам только позволь, камня на камне не оставите. Писатели… — И опять голос у него был совсем взрослый, непохоже, что сам говорил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Компас

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее