Укол рапиры

На стене солнечная сетка,Гортанный слышен разговор,И мандариновая веткаВ окно просунулась как вор.И словно не было от векаНи радости и ни беды,Вопросов жгучих без ответа,Кромешной тьмы без капли света,Пустыни без глотка воды.И словно не было ни детства,Ни правоты и ни вины,

А лишь гортанное соседствоВот этой солнечной стены…

— Как, ничего?

— Ничего. Я больше песни люблю.

В другое время Шура бы не простил такого ответа, но сейчас… Он смотрел на лицо Нины — слегка надутые губы, челка, покрасневшие щеки… а глаза… Какие глаза… Он положил руку ей на плечо… Глаза стали еще больше, заполнили все Нинино лицо… Он зажмурился… Они поцеловались… Прошло очень-очень много времени…

— Эй! — услыхали они стук в дверь и голос Тани. — Можно?

Нина быстро пошла к двери и, когда та открылась, сразу выскочила в коридор. Ключ снова повернулся в замке.

— Пока! — услыхал Шура. — Читай стихи, не спеши!..

А он и не спешил. Перепишет пока… Шура прошел в отдельную от кабинета каморку за классной доской, сел у стола, вытащил тетрадь.

Вырвано дерево с корнем, — писал он,—Ветви лежат, присмирев…Мы на пути своем торном

Тоже из этих дерев;Тоже дрожали осиной,Липою тоже цвели,Тоже нас ливни косили,Гнули почти до земли;Тоже качались ветлою,Листья роняли с ветвей,Гибли, как лес под пилою,Гнили, как пни от червей;Были во власти случайныхПутников и лесников…

Столько же судеб печальных,Сколько у звезд огоньков…

Шура писал… Шура думал о Нине, и тут опять в дверях повернулся ключ. Ага, пришла за ним, долго не выдержала!.. Но услышал гул голосов и понял, сюда заходят учителя. Голос директора… завуча… Ничего себе попал! Выйти, что ли?.. А ладно, еще посидит, попишет. Заодно и послушает — может, что интересное узнает.

Итак, Шура остался за стенкой и за плохо прикрывающейся дверью. Он продолжал писать и краем уха слушал, о чем там говорили…

— «…Воспитатель должен стремиться узнать человека, — это голос директора, — каков он есть в действительности, со всеми его слабостями и во всем его величии, со всеми его будничными, мелкими нуждами… в семействе… в обществе… и наедине со своей совестью… в радости и горе, в величии и унижении…»

Так писал Ушинский… От себя скажу… В школу пришла реформа. Что это такое, откровенно говоря, толком не знаю… Но знаю одно: мы должны совершенно изменить педагогический стиль. Да, да, да! Нужно перейти от педагогики противостояния: на одном полюсе учитель, на другом — ученик, к педагогике Сотрудничества с большой буквы: учитель плюс ученик. Двуединство… Что? Конкретней?.. Побольше разрешайте, поменьше запретов. Устанавливайте дружеские, уважительные отношения… не кричите, не оскорбляйте, не распинайте публично… Кстати, никаких жалоб на учеников дирекция принимать не будет… Учите их добру, а не изворотливости, пониманию красоты, искусства, музыки…

Директор еще много чего говорил, но Шура отвлекся: было уже не так интересно, как вначале. Но вот раздались голоса учителей — возбужденные, недовольные.

— …Что за сотрудничество такое? В футбол, что ли, с ними вместе гонять?

— И так с трудом дисциплину удерживаем при обязательном обучении, а с вашей вседозволенностью не знаю, что и будет…

— Хотите, чтобы они нас по плечу хлопали? Закурить предлагали?

— Кто это их, бедных, оскорбляет, скажите пожалуйста? Сами кого угодно…

— Без строгости с ними нельзя. На голову сядут…

И снова голос директора.

— Вы похожи на одного народного заседателя. Вернее, заседательницу. Она вот что сказала журналисту, который приехал по жалобе на незаконные действия следователя: «Да если не применять силу, разве они когда признаются?!» Так и вы…

Опять шум.

— Что ж это вы нас всех оскорбляете? Учеников, значит, нельзя, а нас можно?

— Говорите, не надо запретов, а сами — «то нельзя, другое нельзя»!

— Товарищи, — вмешивается завуч, — зачем эти обиды, споры? Здесь у нас не диспут. Директор дает указания, и мы должны…

— Ничего вы не должны! — голос директора. — В нашем деле нужно действовать только по убеждению. Кто не согласен, пусть отойдет в сторону.

— Это угроза?

— Нет, так нельзя!

— Получается, все мы никчемные, неумелые. Вы один знаете, как и что.

— Типичное оскорбление!

Голос завуча:

— Никаких оскорблений не было! Могу засвидетельствовать. Не надо преувеличений.