Укол рапиры

Девчонки уже поглядывали по сторонам, робко намекая, что пора бы включить магнитофон или, на худой конец, проигрыватель, Шура решал про себя, будет ли он танцевать с Ниной, а Котька Астахов, чтобы не отстать от хозяина, тоже вознамерился сказать что-то вроде тоста, для чего постучал ложечкой по тарелке.

— Можно я? — спросил он. — От имени гостей. Желаю, чтобы вас, — Котька поглядел на хозяев, — положили в гроб… — Последовала эффектная пауза, во время которой девчонки с ужасом переглядывались, а видавшие виды мальчишки тоже казались смущенными —…который будет сделан из столетнего бука, — невозмутимо продолжал Котька, — который посадят ваши внуки… — Легкий вздох облегчения среди публики, — …когда им стукнет по сто лет!.. — Огромный вздох облегчения и аплодисменты.

— У нас нет детей, — сказал Слон, — но все равно спасибо, как принято говорить, за добрые пожелания.

(Котьке потом здорово попало от девочек: лезет со своими дурацкими шуточками куда не просят, надо ему… Узнал бы хоть сначала, есть ли эти самые внуки, которым дерево сажать…)

Затем были все-таки танцы. Но Шура так и не пошел, хотя Нина звала; сделал вид, что очень занят разговором, а сам с завистью, искоса наблюдал, как она отплясывает с Котькой Астаховым. Не хотелось Шуре ударить в грязь лицом, а не ударить при своем хореографическом уровне он не мог. Потому листал собачим альбом и слушал, как Стелла Максимовна рассказывала нетанцующим и отдыхающим от танцев про себя.

Она трижды поступала в театральное училище, поступила наконец; окончила, стала работать в театре. Но никакого удовольствия не получала: понимала, что середнячок, что никогда не поднимется выше своего уровня. И не в уровне только дело. Не всем быть Ермоловыми или Гурченко. Дело, увы, в собственных амбициях. Она стремилась, желала играть лучше, но не умела. И это ее мучило, не давало покоя. Ей бы смириться — была бы счастливой средней актрисой. Но она не могла — и страдала, завидовала, тосковала. К счастью, нашлись умные люди, друзья — помогли вырваться из круга, очерченного собственной гордыней, помогли сломать установленный для самой себя стереотип… Стала работать в библиотеке, увлеклась географией — началось это с разглядывания атласов, физических и политических карт; пошла на вечерний геофак педагогического института. Очень манили ее эти линии и точки на карте, эти копиры самых разных форм и размеров, которые оказывались интереснейшими городами, островами, материками, мысами и озерами, дорогами и горными цепями… А названия какие! Тегусигальпа, Мадейра, Богота́, Мезень, Анадырь… Если б еще ездить можно было, куда хочешь… Например, на остров Маврикий…

Стелла Максимовна взглянула на мужа, сказала:

— У нас даже домашний гимн такой появился. В честь Маврикия и Слона. Мы его на мотив «По улице ходила большая крокодила» поем. Спеть вам?..

И на фоне ансамбля «Бони М» негромко зазвучала незатейливая мелодийка:

На острове МаврикийЖил-был король великий,И все не зряЛюбили короля;За то, что, между прочим,Он добрый был оч-очень,За то, что онБыл толстый, словно слон;За то, что ради дружбы

Отдаст он, если нужно,Последний Клык.Вот этим был велик…

— Ладно тебе, — сказал Слон. — Потанцуй лучше с молодежью.

И Стелла Максимовна потанцевала.

Потом Слон предложил посмотреть через увеличитель репродукции картин и скульптур Эрмитажа. Если, конечно, интересно.

— Интересно, — с чувством сказал Котька Астахов.

Он надеялся хоть таким образом частично замести следы своего неудачного выступления.

После слайдов Стелла Максимовна предложила послушать стихи, сама почитала немного — Николая Гумилева «На полярных морях и на южных…», некоторые другие. Потом вызвался Шура. Он уже знал наизусть кое-какие из тех, что переписывал в закутке кабинета литературы, и сейчас захотелось прочитать одно — то самое, под которым, не раздумывая, поставил бы свое имя. Фамилию автора он не назвал, сказал, что не помнит. Пусть думают, как хотят…

Рыжей девушке

Все стало бесконечно рыже:Дома, деревья, гребни крыш;И даже сам ты — не хитри же! —Ты тоже стал немного рыж.Вот с неба брызжет рыжий ливень,Рыжеют лужи, как желток;Весь горизонт из рыжих линий,

Автомобильный рыж поток;И даже звуки порыжели,И стали рыжими смычки…На этот мир — о, неужели?! —Гляжу сквозь рыжие очки!Я весь в огромном напряженье,Я согнут в вольтову дугу,И я рыжею, я рыжеюИ нарыжеться не могу!..