Украденная дочь

Анхелю мы сказали, что пойдем прогуляться с Доном.

— Все трое? — удивился брат.

— И не вздумай никому открывать дверь. Мы возьмем с собой ключи.

Анхель догадался о том, что мы задумали, и в течение нескольких секунд колебался, пойти с нами или нет. Я облегченно вздохнула, увидев, что он снова надел наушники, решив и дальше слушать музыку и жить беззаботной жизнью. Уходя, мы оставили Дона в доме: мы решили, что Анхелю он сейчас может быть нужнее, чем нам.

— Значит, ты жила здесь, — сказал отец, глядя на фасад дома, в котором находилась квартира Лили и Греты.

— Вон там, на углу, обувной магазин Лили, — сказала в ответ Лаура. — Квартира расположена прямо над ним.

Отец продолжал с любопытством разглядывать фасад здания, пытаясь, наверное, представить себе, какой была раньше жизнь этой девушки, которая — в этом не оставалось уже практически никаких сомнений — являлась его дочерью. Он, как и все мы, запутался в чувствах, которые испытывал и которые вроде бы должен был испытывать. Он сумел почувствовать себя ответственным за Лауру, но не мог — и вряд ли когда-то сможет — любить ее так, как любят собственных детей, так, как он любил меня и Анхеля. Можно было надеяться лишь на то, что с течением времени у него появится чувство привязанности к ней. Тем не менее, несмотря на эти нюансы, всех нас объединяла наша кровь и необходимость защитить себя. Еще нас объединяла мама — единственный среди нас человек, который был способен по-настоящему любить Лауру и переживать за нее, хотя Лаура с ней так никогда и не познакомилась.

Пока отец разглядывал снаружи маленький мир, в котором когда-то жила Лаура, я не могла отвести от него глаз. Я думала, что знаю его хорошо, потому что находилась рядом с ним всю свою жизнь, и мне всегда казалось, что единственное, к чему он стремится в жизни, — это чтобы у него была возможность работать таксистом и чтобы мы все были счастливы. Я раньше считала, что единственным препятствием, не позволяющим нашей жизни стать во всех отношениях прекрасной, были терзания мамы по поводу ее то ли умершей, то ли нет дочери. Если бы в жизни моей мамы не было этой трагедии, она, возможно, и не заболела бы. Если бы она не заболела и если бы я не занялась поисками Лауры, я сейчас училась бы на первом курсе университета и жизнь у меня была бы такой же, как у Росаны. Если бы мама не умерла и если бы я не нашла Лауру, мы не были бы сейчас здесь.

Отец припарковал машину, и мы вышли из нее. Мы не обсуждали плана действий, не пытались ничего предусмотреть. Жизнь не поддавалась контролю: она ускользала от попыток ее контролировать, как вода в микроскопические отверстия.

Меня успокаивало то, что отец ничуть не нервничал. Он даже, похоже, думал сейчас о чем-то другом. Ни о чем не сговариваясь, мы перешли улицу, и Лаура встала перед камерой видеодомофона так, чтобы Лили и Грета могли видеть на мониторе домофона только ее лицо. Время дежурства консьержа уже закончилось, и это могло быть и к лучшему — потому что отпадала необходимость устраивать с ним рукопашную схватку, и к худшему — потому что Лили и Грета могли решить не открывать дверь. Едва Лаура нажала кнопку домофона и ее увидели на мониторе, как тут же раздался щелчок замка входной двери. Лауре не пришлось ничего объяснять и ничего выдумывать: Лили и Грета, по-видимому, сочли само собой разумеющимся, что она пришла одна.

Подойдя к квартире, мы вдвоем с отцом встали слева и справа от двери так, чтобы в глазок было видно только Лауру. Дверь открыла Грета, и тут с Лаурой произошло что-то необъяснимое (или, наоборот, вполне объяснимое — смотря с чьей точки зрения на это взглянуть): она обо всем забыла, обрадовалась тому, что видит Грету, и шагнула вперед, чтобы ее поцеловать… Однако отец, отреагировав почти инстинктивно, не позволил ей этого сделать: он, поспешно подскочив, обхватил Лауру рукой за плечи, что привело ее в полное замешательство, и они зашли в квартиру вдвоем. Грета от столь неожиданного появления статного мужчины невольно отступила назад. Вслед за Лаурой и отцом в квартиру зашла и я. Лили, сидевшая в этот момент в инвалидном кресле чуть дальше по коридору, испуганно посмотрела на нас.

— Петре! — крикнула она.

Лаура, которую все еще обнимал рукой за плечи отец, молча повела нас в уже знакомую мне гостиную. Мы прошли мимо нескольких красивых столов и стульев из резного дерева, шкафов, кресел и картин в классических рамах и остановились перед удобным диваном современной конструкции.

— Садитесь, — сказала Лаура.

Мы повиновались. Пару секунд спустя появился босниец в рубашке с короткими рукавами и с равнодушным взглядом: со стороны казалось, что он сделан наполовину из плоти, а наполовину — из резины. Он остановился, заведя руки за спину, прямо перед нами. Отец уперся локтями в колени, положил подбородок на ладони и окинул взглядом Грету, Лили и боснийца с таким видом, как будто они были просто очередной небольшой проблемкой, которую ему предстояло сегодня вечером решить.

— Познакомь нас, — негромко сказал отец, наклонившись к уху Лауры.