Украденное счастье

Когда джатра кончилась, артисты хотели было поделиться с Бидху выручкой, но он отказался.

Окрыленный успехом, возвращался Бидхубхушон домой и по дороге встретил Шему. Шема прослушала все песни до конца.

— Куда ты ходила, Шема? — спросил Бидху.

— Приходила за вами. Но когда увидела вас среди артистов, не посмела подойти.

— Ну, чего же бояться!

— Там ведь столько людей!

— Ну и что же, съедят они тебя, что ли? Разве ты спелое манго?

— Вот всегда вы шутите. Я же не говорила, что я манго, — обиделась Шема.

— Зато я всегда так говорю, а ты со мной не споришь.

— Пойдемте, не хочу я вас слушать. — Они уже подходили к дому. — Говорите тому, кому это нравится.

— Кто же это такой, Шема?

— Придете домой, и увидите, почему меня разбудили и послали за вами!

ГДЕ БРАТЬЯ, ТАМ И РАЗДЕЛ

Бидху не поверил, что Шема ходила специально за ним. Он подумал, что Шема пришла послушать джатру, а ему сказала так только потому, что встретила его дорогой. Не торопясь вошел Бидху в дом. Около дома никого он не встретил. Не было никого и в доме. Прошел на кухню. Там возилась Тхакрундиди.

— Какое прекрасное утро! Точно сама богиня Лакшми дом озарила! — с улыбкой произнес Бидху.

Так обычно вызывал он Тхакрундиди на разговор. И это всегда доставляло ей удовольствие.

Но сейчас она молчала. Бидху продолжал:

— Истомившаяся чатока[18] жаждет амриты[19] слов; так утоли же мою жажду, промолви словечко!

Тхакрундиди хранила суровое выражение лица и ничего не ответила и на этот раз. Бидху находился в самом радостном настроении после выступления в труппе артистов. Не замечая выражения лица Тхакрундиди, он продолжал шутить:

— Недостойно великих проявлять такое высокомерие к бедным. Если я провинился, так ведь теперь делу не поможешь. Вот я перед вами, ваше величество! Каюсь, виновен, вяжите мне руки и накажите меня.

Когда и на это Тхакрундиди не ответила, в душу Бидху закралось опасение. Он вспомнил слова Шемы, и ему пришло в голову, что, может быть, эти слова не были простой выдумкой. Бидху оставил тут же Тхакрундиди и прошел к себе. Шорола, услышав его голос, продолжала заливаться слезами. Бидху увидел ее, и у него перехватило дыхание. Минуту назад он был еще весел, сейчас улыбка исчезла с его губ и дрожь пробежала по телу.

— Где Гопал? Не заболел ли он? — спросил Бидху после недолгого молчания.

— Гопал ушел в школу, не беспокойся, он здоров, — ответила Шорола.

— А Бипин, Камини?

— Бипин тоже в школе, Камини где-то играет.

— А почему ты плачешь?

— Тхакур нас отделил.

— Что ты говоришь? Не может этого быть! Кто сказал, что дада[20] нас отделил?

Бидху казалось, что ничего более невероятного не может произойти.

— Сначала прислали Тхакрундиди сказать об этом, а потом тхакур перед уходом объявил сам, — добавила Шорола.

— Что он сказал?

— Сегодня велел готовить на заднем дворе, а завтра даст какое-нибудь помещение.

— Почему он отделил нас?

— Откуда я знаю, но мне кажется, из-за того, что произошло вчера у лотка торговца.

И Шорола подробно рассказала обо всем. Бидху рассмеялся:

— Стоит ли беспокоиться по пустякам! Дада придет домой, и все уладится. Наверно, он всего не слышал. Знал бы, никогда не поступил бы так. Стоит ли волноваться из-за этого?

Шорола немного успокоилась:

— Мать Дурга[21], сделай так, чтобы все было хорошо! Цветами и сандалом да умастится чело твое!

— Ладно, о сандале и цветах потом, а сейчас маслом да умастится мое чело. Знаешь, ночью мне что-то нездоровилось. Дай масла, я пойду выкупаюсь.

И Бидхубхушон ушел. Шорола, немного успокоившись, направилась в кухню, чтобы помочь Тхакрундиди. Промода при виде вошедшей в кухню Шоролы громко окликнула Шему:

— Шема, почему все опять пришли на кухню? В нашей кухне им больше нечего делать.

А Шемы как раз не было дома. Но для Промоды это ничего не значило; когда она на кого-нибудь сердилась, то всегда призывала Шему, не считаясь с тем, была Шема тут или нет.

Шорола поняла, к кому относилось это обращение, вышла из кухни и пошла на свою половину.

Когда домой вернулась Шема и увидела на кухне Тхакрундиди, она спросила у Шоролы:

— Ты сегодня разве отдыхаешь? Почему Тхакрундиди одна готовит?

Улыбка никогда не покидала лица Шемы. И сейчас, спрашивая Шоролу, она улыбалась. Тут Шорола чуть не рассердилась.

— И чего ты всегда смеешься не к месту?

— Но что же, плакать мне, что ли, как ты? Из-за чего мне плакать? — ответила Шема.

Но голос ее стал как будто глуше, и в глазах тоже блеснули слезы. Смутившись, она отвернулась.

— Нас отделили, — проговорила Шорола. — Тхакрундиди готовит для них. Вот я теперь и думаю, что же будет с нами?

— Отделили?! Как так отделили?

— Так, отделили.

И Шорола рассказала Шеме обо всем, что произошло.

Шема снова рассмеялась:

— Куда же теперь деваться мне, служанке? Хорошо, что я не мать этих братьев. Тогда мне только бы и оставалось, что броситься в Гангу. Но что же мне, бедняжке, теперь делать? Дорогая, может, ты знаешь, как мне быть?

— Не могу слышать больше твоего смеха! Неужели двух минут не можешь не смеяться? — опять рассердилась Шорола.