Украина, которой не было

Именно поэтому, с точки зрения старого классика малоросской литературы, «каждый просвещенный и понимающий украинский писатель, сознательный в деле создания книжных языков у европейских наций, сроду‑свеку никогда не согласится писать галицким провинциальным поднаречием и книжной смесью, недоделанной и странной и по этимологии, и по своему латинско‑польскому синтаксису»[56].

Вот так вот. Жестко, четко и лаконично.

Однако отчаянных воплей старого Нечуя никто не слушал, ведь вопрос касался не языка, а политики. Но старик не утихал и продолжал «гнать волну». «Нет! это в самом деле не украинский язык!.. Такого языка у нас не разберут и ничего из него не поймут, а если что‑то и разберут, то в голове останется что‑то невыразительное, каламутное, какая‑то муть»[57]

.

В своем письме к писателю Михаилу Лободе Нечуй скорбно жаловался: «Спасибо вам, что Вы сочувствуете тем мыслям и положениям в моих статьях, которые я изложил про «Сьогочасну часопысну мову» на Украине, страшно испорченную польскими и галицкими книжными словами через влияние галицких газет и журналов. И действительно, как Вы пишете, это не язык, а какой‑то жаргон. А когда Кулиш говорил Вам, что галицкий письменный язык следует выбросить на мусорник, то он говорил правду… желиховка (усовершенствованная Желиховским «кулишевка») со своими двумя точками над «і» и с апострофом, так совсем не годятся»[58].

Но, несмотря ни на что, новоиспеченный польско‑галицкий жаргон начал экспортироваться через границу в Малороссию в качестве «риднойи мовы», где активно усваивался украинофильскими сектантами. В начале XX века на австрийские деньги там начали издаваться «украиноязычные» газеты. Но самое забавное в этом было то, что периодические издания «украинофилов» не находили читателя. Малоросский народ просто не понимал этого странного новояза. Если бы не постоянные иностранные денежные вливания, «украинская» пресса тихо и быстро исчезла бы сама собою. Мучили себя чтением патриотических «украйинськых» газет и журналов лишь наиболее «свидоми» сторонники «видродження Украйины». Но и у них «ридна мова» вызывала тошноту и скрежет зубовный.

Даже видный украинофил Дмитрий Дорошенко вынужден был признать, что «с украинской книгой и газетой приходится обращаться не только к небольшому обществу «сознательных украинцев», которые все равно будут читать, каким бы языком и каким бы правописанием ни печатать наши издания; будут читать кривясь, ругаясь, но будут читать, как читали перед тем книги и газеты, напечатанные в Галиции… Разумеется, надо учиться, чтобы овладеть хорошо языком письменно и устно. Однако же язык должен быть таким, чтобы его понять можно было без специальной подготовки…»[59]

.

Как видите, то, что сейчас называют «украинским языком», было настолько «родным» для малороссов, что без «специальной подготовки» понять им его было крайне сложно.

Когда после революции в Киеве воцарилась Центральная рада, провозгласившая Украинскую Народную Республику, начался первый этап принудительной украинизации Малороссии. Однако неожиданно упавшая на голову малороссов возможность возродиться в облике «украинца» ни у кого, кроме небольшой кучки «свидомой» сельской интеллигенции, восторга и эйфории не вызывала. Крестьяне были в лучшем случае равнодушны к националистическим лозунгам, у малорусской интеллигенции они вызывали раздражение и возмущение, особенно когда вдруг выяснилось, что все должны были почему‑то переходить на «мову», которой никто не знал и знать не хотел.