Украинский Брестский мир

Собравшиеся в Могилеве политики восприняли III Универсал, по словам украинского представителя, «с большим волнением, но протеста он не вызвал» ^{11}. Тем не менее их политические переговоры с украинцами, лишь вскользь упоминавшиеся, но не освещенные в опубликованных документах Центральной рады

^{12} и вовсе не упомянутые Дорошенко, не получили никаких последствий: вряд ли общероссийские партии могли принять украинскую концепцию расчленения России для создания договорной федерации. Во всяком случае лидер эсеров Виктор Чернов, которого прочили главой «однородно-социалистического» правительства, не ответил на переданный ему украинский проект, а представитель Викжеля – профсоюза железнодорожников, широко известного активной политической ролью в событиях Октябрьской революции, посоветовал Киеву не настаивать на своих предложениях. Правительство же Центральной рады со своей стороны отклонило идею сделать местом пребывания федеративной власти Киев ^{13}

.

Невольной жертвой этого противоречия между украинскими и российскими антибольшевистскими политиками, одинаково декларировавшими приверженность демократии, стремление предотвратить анархию и гражданскую войну, стал генерал Николай Духонин. Вступив в должность Верховного главнокомандующего после бегства Александра Керенского и успеха большевиков в Петрограде, послужившего для фронтовых солдатских масс мощным сигналом к окончанию войны, он не располагал сколько-нибудь достаточной численностью надежных войск, чтобы непосредственно и решающим образом повлиять на внутриполитические события. Тем острее он чувствовал свою ответственность за организацию отпора в случае возможного прорыва противником безмерно ослабленного революционными событиями фронта и видел свою задачу в том, чтобы не допустить массового стихийного бегства войск, чреватого анархией и обострением внутренних конфликтов.

Уже отстраненный народными комиссарами от командования, он передавал штабам фронтов последние директивы, направленные на предупреждение военной катастрофы на линии обороны вследствие стихийной демобилизации и на недопущение гражданской войны. 14(27) ноября – штабу Северного фронта: «В том крайнем случае, если связь со Ставкой будет окончательно потеряна… обстановка на фронтах сложится так, что армии, потеряв свою устойчивость, откроют фронт, то пределом их движения в тыл должны служить Наровская позиция, озеро Чудское, Псков-Островские позиции и укрепленная позиция, прикрывающая направление на Бологое – Москва. Обеспечение этого фронта должно заключаться в прочном удержании важнейших путей и нашего господства над путями, идущими с запада на восток» ^{14}.

В дополнение к этому – 15(28) ноября вечером: «Если деморализация войсковых масс… приведет к самочинному срыву занимаемых позиций… и к началу гражданской войны, то при недостатке войск, верных долгу для выполнения задачи, указанной Вам 14 ноября… Вам надлежит с верными национальной чести российскими войсками прикрывать направление Псков – Бологое, обозначивая подступы к Москве с севера и северо-запада, имея в виду, что Россия будет продолжать борьбу до решения Учредительного собрания или правительственной власти, опирающейся на большинство страны. Левее Вас в этой крайней обстановке, прикрывая пути с запада на Москву в районе Невель – Витебск – Орша, образуется группа 17-го и 22-го корпусов и 2-й кубанской дивизии… В задачу их… входит присоединить к себе части Западного фронта, если бы этот фронт поддался также полной деморализации.

Силой оружия людей, покидающих самовольно фронт, когда он сдвинется с места и хлынет вглубь страны, не пропускайте вглубь России… или предварительно обезоруживайте их. В этой крайней обстановке мы должны спасти Москву и пол-России от гражданской войны» ^{15}.

16(29) ноября Николай Духонин сообщал командующим Юго-Западным и Румынским фронтами: «Получаемые сведения как от разведки фронтов, так и от агентурной разведки заставляют предполагать возможность перехода противника к активным действиям в ближайшее время на Румынском фронте и, возможно, на Юго-Западном фронте… преследуя цель овладения Бессарабией, Одессой и каменноугольными Донецкими районами. Необходимо принять все меры… дабы своевременно обнаружить намерения противника» ^{16}.

17(30) ноября, когда отстраненному главнокомандующему стало известно о движении к Могилеву эшелонов с революционными балтийскими матросами, он обратился к правительству Украинской народной республики за разрешением перевести Ставку в Киев. Генеральный секретариат, неспешно рассмотрев вопрос, сначала хотел передать его на обсуждение Рады; на следующий день все-таки решил «удовлетворить просьбу Ставки переехать на Украину, но не в Киев, а в Чернигов или Нежин» и не сразу, а после официального обращения к секретариату и при отсутствии в Ставке деятелей Временного правительства и, напротив, с условием образования при ней комиссариата из представителей правительств отколовшихся народов и областей ^{17}.