Украсть Альфу

Временами ему требовалось осадить волка, так что ощущения он знал, только эти оказались сильней на порядок, а он – в итоге – на порядок слабей.

Снаружи послышались шаги, кто-то взялся за ручку двери.

Сайдар попытался подняться с пола, но сил, увы, не хватило. Так и остался лежать и ждать самозваного гостя.

Дверь открылась, и внутрь вошёл молодой человек. Посмотрел на раскинувшегося в центре небольшого помещения Сайдара, схватил его за руки и оттащил к тюфяку. Через минуту принёс стул и поставил его в центре комнаты. А ещё минут через пять-десять дверь открылась и внутрь, опираясь на трость, вошёл тот, кого Сайдар уже не ждал в этом мире увидеть.

А ведь Алая, сидя в клетке, клялась: «Отец мёртв». И он, дурак такой, ей поверил.

Прежде мощный дуб, сейчас – разбитая колода, но стоящий на своих двоих старый альфа Чернолеских вошёл в камеру и грузно опустился на стул.

Виновник смерти Мириам и Тимура находился на расстоянии считанных метров, а Сайдар лежал на полу и не мог даже руку поднять.

– Ну здравствуй, Сайдар, – сказал старый Чернолеский. – Не могу сказать, что рад видеть тебя в своём доме. Но рад видеть раздавленным слизняком.

Глава 3. Сайдар. Глядя убийце в глаза

Сайдар молча смотрел на старого убийцу, берёг силы. Они возвращались, но медленно, как будто по капле, тонюсенькой струйкой, когда наполнить следовало океан. Слабость бесила, вид старика вызывал едва контролируемую ярость, и при этом злорадство, почти что восторг.

Алая обманула – черти старика ещё не забрали. Значит, можно причинить ему настоящую боль. Не искалечить, не укоротить число дней на земле, не убить, нет-нет, только не это. Сайдар не для того ждал целых шесть лет, чтобы удовольствоваться всего-то чужой сломанной шеей.

Он ещё не знал как, но твёрдо верил, что сделает это – отберёт у старика то, чем тот больше всего дорожит. Только такая месть достойна памяти Мириам и Тимура. Боль, которая останется в душе незаживающим ожогом. Будет дёргать, не отпуская, и день, и ночь. Не оставит в покое даже на смертном одре, а может быть, и за ним.

Осталось узнать, чем Чернолеский дорожит больше всего. А потом сломать это. Или отобрать. Уничтожить. Поступить с ним, как он поступил.

Сайдар неподвижно лежал на грязном полу, но чувствовал себя стоящим внутри круга бойцом, будущим победителем.

– Так и будешь молчать? – сказал старик, не дождавшись ответа на оскорбления. – Или говорить не можешь? – Он усмехнулся. – Ох, Сайдар. Стал слабым, разнежился, катаясь в бронированных тачках. Годами тяжелей чернильной ручки ничего в руках не держал. Я одному удивляюсь, чего тебе в своей сытой жизни не сиделось? Зачем ты к нам полез, а, Таиров? Может, честно расскажешь?

Сайдар попытался ответить, но пересохший рот не издал ни звука, кроме хрипа и неприятного чмоканья слипшихся губ.

Старик приказал молодому парню, стоящему за спинкой стула:

– Коляня, иди-ка, напои нашего гостя. А то у меня уже кости ломит сидеть тут без толку.

Молодой оборотень вышел за дверь и через минуту вернулся с бутылкой воды. Подошёл к Сайдару, рисуясь удалью, присел на корточки и рывком за волосы заставил поднять голову.

К губам прижалось горлышко пластиковой бутылки.

– Пей, псина.

В положении вниз лицом сделать это было практически невозможно. Вода потекла, но в рот не попало ни капли. Тогда, чертыхнувшись, парень перевернул Сайдара на спину и, вновь потянув за волосы, заставил поднять голову. Приставил бутылку к губам, и Сайдар едва не захлебнулся из-за хлынувшей в рот воды. Поразительно вкусной, холодной и чистой.

Справившись с делом, Коляня вернулся к старику. А Сайдар остался чихать и кашлять, лёжа в быстро превратившейся в жидкую грязь луже.

– Всё сделал? – спросил старик строго.

– Да, деда.

– А теперь вернись к нему и карманы проверь, и под телом посмотри тоже. Будь наш гость поздоровей, то, что он у тебя стырил, уже торчало бы из твоей глупой шеи.

Сайдар действовал скрытно и умело, но старик заметил его манёвр. Не ослеп на старости лет, вот же жалость.

Коляня действовал грубо: и добытый перочинный ножик забрал, и по рёбрам ногой дал, не жалея.

– Вот же псина паршивая.

– Нет, он не псина. Таиров у нас волк особый, голубых кровей, из славного рода. Был бы хорошим альфой для своих, если б головой умел думать и инстинктам следовал. А так у себя дел натворил и к нам пришёл, решил своё дерьмо переложить с больной башки на здоровую.

У Сайдара от слов старика ещё сильней заболела голова.

– О чём ты говоришь? – спросил он хрипло. Вода помогла, тело начало исцеляться на порядок быстрей.

– Думаешь, я не знаю, почему ты здесь? – сказал старик глумливо.

– Раз знаешь, так чего спрашиваешь? – Сайдар закрыл глаза: смотреть в грязный потолок с единственной электрической лампочкой надоело. А от вида Чернолеских откровенно тошнило. Хотя к горлу подкатывало, скорей всего, из-за отравы.