– Мне там нравилось, – мечтательно сказала Катя.
Так говорят о беззаботном детстве, когда солнце светило ярко, дни были теплые, мороженое вкусное, а плохие люди в том городе детства не существовали в принципе.
– Катя, ты бы мне помогла! – не выдержала Алла Михайловна.
Девушка не без сожаления поднялась из-за стола и направилась на кухню к матери. Корнышев жарким взором окатил ее фигуру. Чудо как хороша. Ей тут киприоты проходу наверное не дают. И ей приходится искать защиты у брата.
– Мне кажется, ваша сестра скучает по Москве, – доверительно сказал Корнышев.
– Мы все скучаем. А вы из ФСБ? – Никифор смотрел выжидательно.
– Да, – подтвердил Корнышев. – Я занимаюсь делом вашего отца.
Во взгляде Никифора добавилось настороженности.
– Есть подозрение, что не все так просто в истории его гибели, – говорил доверительным тоном Корнышев. – И если это так, то настоящих убийц еще предстоит найти.
По взгляду Никифора можно было догадаться, что Корнышев сейчас стремительно набирает очки.
– Вы поэтому к нам приехали? – спросил Никифор.
– Да. Хотя прошло уже много времени, но все-таки есть надежда, что не все следы были уничтожены. Мы сейчас разыскиваем всех, с кем общался ваш отец в то время, когда вы переехали на Кипр. Я с вашей мамой говорил о людях, которых она видела рядом с Александром Никифоровичем, и о тех, кто приходил в этот дом. И к вам у меня будет просьба – вспомнить всех, кого сможете.
Корнышев строил фразы так, чтобы было понятно, что он друг, и что сама Алла Михайловна всецело на его стороне, и не надо Никифору от него таиться.
Алла Михайловна уже обнаружила, какую ошибку допустила, призвав к себе Екатерину. Пока Корнышев беседовал с девушкой, сидевшей на значительном расстоянии от своего собеседника, Алла Михайловна слышала из кухни все, что говорилось за столом. Зато теперь сидевшим напротив друг друга Корнышеву и Никифору не надо было напрягать голосовые связки, и Алла Михайловна лишилась возможности контролировать ход их беседы. Она нервно оглядывалась на беседующих, но поделать ничего не могла. Не просить же и Никифора ей помочь. Это выглядело бы совсем уж вызывающе. А она боялась Корнышева.
– Да мы тут как-то уединенно, – пожал плечами Никифор. – Без хлебосольства. Без гостей, в общем. Вы вот разве что, – улыбнулся несмело.
– Кого из сослуживцев своего отца вы знали?
Никифор подумал, вспоминая.
– Иван, – сказал он. – Катькин ухажер.
– В смысле? – выжидательно улыбнулся Корнышев.
– У папы подчиненный был. Ваня Алтынов. Он к нам заходил. Ему моя сестра нравилась.
– Замуж звал? – засмеялся Корнышев.
– А что? Планы у него были наполеоновские, – без тени улыбки сообщил Никифор.
– А наполеоновские – это какие?
– Жениться на Катьке, бросить службу, заняться бизнесом…
– Тут нужен стартовый капитал, – осторожно подсказал Корнышев. – У него были деньги на выполнение этих наполеоновских планов?
– Ну наверное, – не очень уверенно ответил Никифор.
– Он вообще производил впечатление зажиточного человека?
– Нет, я бы не сказал.
– А говоришь – вполне возможно, что у него деньги были, – уловил несоответствие Корнышев.
– Я действительно не знаю. Это вам у Катьки надо спросить.
– Она была в курсе всех дел Алтынова? – дружески улыбнулся Корнышев.
– Все-таки любовь, – улыбнулся в ответ Никифор.
Корнышев поднял голову и посмотрел на гремящую чайными чашками Екатерину. Он теперь будто другими глазами ее увидел. Девушка, близко знавшая Алтынова. Одного из двух человек, которые пока только и были в разработке у людей генерала Калюжного. Вторым человеком, который был в разработке, являлся родной отец Кати Ведьмакиной. Только двое из большого количества людей, о которых не было известно ничего. Сколько их, как они выглядят, их фамилии – ничто не известно. А самая главная загадка – куда они все исчезли. Никаких следов.
– А еще кто здесь бывал? – спросил Корнышев.
– Больше я никого не могу вспомнить.
Что они – сговорились, что ли?
Пришла к столу Алла Михайловна. Она улыбалась, но от внимания Корнышева не ускользнуло то, каким настороженным взглядом она окинула Корнышева и Никифора.
– Уже сколько лет мы здесь, – сказала Ведьмакина, – а чаевничаем все еще по-московски. Вечером сядем в гостиной…
– И при Александре Никифоровиче так было заведено? – невинным голосом осведомился Корнышев.
– Да, – нахмурилась женщина.
– Вечерние чаепития – это ведь уже после работы. А работал он где? – спросил Корнышев, вцепившись взглядом в собеседницу. – Офиса ведь у него не было?
– Нет.
– Значит, дома он работал?
– Да, – хмурилась женщина, уже догадываясь, к чему в итоге придет их разговор.
– И у него был свой отдельный кабинет?
– Да.
– Я бы хотел взглянуть, – сказал Корнышев с вежливой улыбкой, и ему положительно нельзя было отказать в его просьбе.
Дети смотрели на мать. Алла Михайловна колебалась. Уловивший это Корнышев поднялся из-за стола с самым решительным видом. Все выглядело так, будто ничто не сможет его остановить.
– Идемте, – сдалась Ведьмакина.